Верю – не верю

– При чем тут Арина? Вадим мне сам сообщил. Когда умерла его мама, он не смог найти опоры в своем горе. Она вырастила его одна, у них нет близких родственников. Друзей при его образе жизни сохранить трудно. Мы, музыканты, так много времени вынуждены отдавать профессии, что больше ни на что ни сил, ни времени не остается. Вот хоть меня возьмите: Маша да Арина, и те из детства, а больше никого. А Вадим не просто музыкант, у него огромный талант. Поэтому он очень… неприспособленный. И уязвимый. Мама была для него всем, и когда ее не стало, он… не справился с этим. Я его понимаю. Я тоже не представляю, как смогу жить… без папы. Вадим растерялся. Стал пить. Сначала лечился – в том самом Центре, он очень дорогой, деньги закончились. Потом нарушил несколько контрактов, его перестали приглашать. Он был вынужден продать квартиру, но его обманули, переселили в какую-то развалюху и денег не заплатили. Вадим устроился на работу в тот Центр, там и жил, в гостинице для персонала, она же за городом. Он как-то справился. Говорил, что у него интересная работа, очевидно, он станет писать кандидатскую. И теперь, когда он встретил меня, он сможет все на свете, и больше никогда не будет… – Вера всхлипнула, но удержалась от слез.

– Он поссорился с главврачом, потому что тамошняя публика хотела слушать не классическую музыку, которую Вадим должен был играть, а блатные песенки. И его выгнали. С работы и из гостиницы. Он не выдержал и опять запил, – закончила рассказ Милица Андреевна.

– Боже мой! – Вера вскочила и заметалась по комнате. – Скажите мне адрес, я немедленно… Прямо сейчас! Я ему нужна!

– Подождите, Вера! – остановила ее Милица Андреевна. – А вы не хотите спросить меня про вашу брошь?

Вера отрицательно покачала головой, потом села, не глядя на Милицу Андреевну.

– Нет… То есть я не знаю… Не знаю, хочу или нет… – В ее голосе звучала мольба.

– У Вадима нет вашей броши, – произнесла Милица Андреевна, сообразив, что Вера больше не будет задавать вопросов. Ей нужен только адрес, и все.

Когда за Верой закрылась дверь, Милица Андреевна тяжело опустилась в кресло – натруженная за день больная нога ныла. На душе было тоскливо. Нет, конечно, Милица Андреевна не собиралась рассказывать Вере, что€ она делала там, возле спящего Вадима. Но ей самой было неприятно вспоминать, как, оставшись одна, она не спеша, как учили в институте на лекциях по криминалистике, принялась осматривать комнату. Слева направо, сверху вниз, ощупывая каждую щель в половице, отгибая каждый отошедший угол обоев. Оконная рама, подоконник, батарея, дверной косяк. Подпиравшую дверь табуретку тоже осмотрела внимательнейшим образом. Больше в комнате ничего не было. В углу, правда, валялась куча грязного тряпья, которым, очевидно, побрезговали даже соседи Вадима. Милица Андреевна, стараясь не вдыхать затхлый запах, тщательно прощупала все карманы и складки. Ничего. Осторожно, чтобы не разбудить Вадима, она ощупала грязный матрас и каждый сантиметр его давно не стиранной одежды. В карманах не нашлось ни телефона, ни ручки, ни даже горсти мелочи.

Скривившись то ли от боли в ноге, то ли от неприятной картинки, Милица Андреевна, кряхтя, поднялась, прошла в ванную комнату и сделала то, о чем мечтала уже несколько часов: сняла с себя всю одежду и положила в стиральную машину. Потом долго стояла под душем, стараясь смыть с себя не покидавшее ее ощущение брезгливости и тревоги. Брезгливость относилась к ней самой – все-таки то, что она была вынуждена сделать, ей очень не нравилось. Тревога – к Вадиму. Какое-то странное чувство не давало набраться решимости и поставить точку в этой неприятной ситуации. Ведь то, что Милица Андреевна не нашла брошь, вовсе не означало, что Вадим ее не крал. Он мог пропить ее, продать по дешевке за бутылку водки, потерять. Наконец, ее могли «прихватизировать» бдительные соседи по дому под литерой В.

И все же… И все же точку в этой истории должна поставить Вера. Похоже, она это почувствовала, потому и ждала Милицу Андреевну у подъезда.

Начало января выдалось на редкость морозным, к тому же всю неделю валил снег, и Милица Андреевна пять дней безвылазно просидела дома, изнывая от скуки. Она бы и по морозу пошла, и по сугробам, и не стала бы обращать внимание на болевшую в непогоду ногу… да вот только идти было некуда. Продуктовый магазин находился через дорогу, так что поход за продуктами занимал от силы полчаса. Сварить картофель или супчик, поесть, помыть посуду – еще час набегает. А чем заняться в остальное время? Да, как назло, еще и по ночам не спится. Ну почему в молодости, когда так много неотложных дел, всегда ужасно хочется спать? А теперь, когда дел никаких нет, и сон не идет. Хватает самой малости.