Верхом на ракете. Возмутительные истории астронавта шаттла

В расстроенных чувствах я обратился к испытанному веками средству – к алкоголю. Его на праздновании было много, и я пил, чтобы забыть… забыть о том, что я один и что мне нужно лететь назад, в девятый круг ада. С приближением момента отъезда я вышел из дома, чтобы не участвовать в общем веселье. Мне вовсе не было весело и было тяжело находиться среди людей, которым хорошо. Донна заметила, что я вышел, и через несколько минут последовала за мной. Мы немного прошлись, разговаривая о друзьях и о наших новых жизнях. Я и не думал ни о каких романтических чувствах, но Донна взяла дело в свои руки. Она прильнула ко мне и поцеловала – в губы, не меньше! И исключительно по своей воле. Ее не требовалось уговаривать, пускать пыль в глаза. Будто внезапно выглянуло солнце. Вест-Пойнт ушел на дно Гудзона, а мой отпуск вдруг превратился в бессрочный. Это была любовь… ну, может, вожделение, но это же нормально. Никогда в моей жизни ни одна девушка не проявляла романтического интереса ко мне. Никогда! Я обрел небеса с Донной. Она стала моим якорем в беспокойном море юности, и я схватился за нее, чтобы спасти свою жизнь.

Донна отвезла меня в аэропорт, так как сам я был не в состоянии вести машину. Когда мы расставались, она снова поцеловала меня. Я с трудом удержался от того, чтобы предложить ей руку и сердце. Она попросила меня найти листок бумаги, чтобы написать адрес. Она меня попросила!

Опять же – мне не понадобилось самому просить ее. Она хотела

, чтобы я написал ей. Воистину, это был вечер, когда все происходило впервые. Я покопался в бумажнике, ища листок, и обнаружил армейский кодекс поведения – карточку, на которой было в деталях описано, как я должен вести себя в случае попадания в плен к врагу. «Если меня возьмут в плен, я буду продолжать сопротивляться всеми возможными способами. Я предприму всяческие усилия к побегу и буду помогать бежать другим» и т. д. и т. п. Почему я носил ее с собой, неизвестно, но если бы могло существовать документальное свидетельство моего занудства, то это оно и было: я дал девушке армейский кодекс поведения, чтобы она написала на нем свой адрес. Уже тогда у Донны была возможность узнать, с каким недоумком она связывается.

Как быстро может все перевернуться в душе человека! Теперь я ждал возвращения в Вест-Пойнт с нетерпением – я не мог дождаться минуты, когда отправлю ей письмо. Я прилетел в Колорадо-Спрингс, где меня подобрал самолет Воздушной национальной гвардии, следовавший до аэродрома вблизи Вест-Пойнта. Борт был заполнен возвращающимися кадетами, которых будто вдавило в кресла депрессией, граничащей с самоубийством. Всех, кроме меня. Пока C-97 шел на восток, улыбка не сходила с моего лица, наркотическая улыбка юношеской влюбленности. Другие кадеты пялились на меня, считая, что у меня поехала крыша и в любой момент я могу распахнуть люк и улететь навстречу смерти. Ни один курсант в своем уме не мог улыбаться, возвращаясь в каменную темницу.

Первое письмо я написал сразу после возвращения в свою комнату. Запечатывая конверт, я смотрел на фотографию своей несостоявшейся подружки. Я думал о том, как долго видел свое счастье в том, чтобы убедить эту девушку полюбить меня, и как долго молился о том, чтобы она написала мне письмо, – и так и не получил ни одного. Как поет Гарт Брукс, среди величайших даров Всевышнего есть молитвы, оставшиеся без ответа. Я выбросил фотографию в мусорное ведро.

Наши с Донной отношения теперь продолжались по почте. Я отправил ей писем больше, чем рекламщики из Publishers Clearing House. Мне требовалась постоянная уверенность в том, что она все еще там, что я не вообразил ее себе, как ту, прежнюю пассию. От нее приходили целые мешки писем. Мы «узнали» друг друга всего за пару часов, но в письмах клялись в вечной любви.