— Виноват, Государь! Только лишь для вхождения в «образ» — чтоб, не заподозрили, — вытянулся офицер и, руки по швам, — лёгкое вино за отдельную плату, водки у них нет… Почти нет.
«Сухой закон», говорите? Ну, ну…
— Скажите тогда, уж честно: «уже нет»… Что там у них, ещё интересного?
— Да, так — ничего. Бильярд в собрании всегда занят, а в читальне несколько старых газет да журналов.
— Хорошо… Хорошо же, у нас штабные устроились! Отчёт составить сможете или отложить до утра?
— Смогу, Ваше Величество… Но, лучше отложить до утра.
— Тогда отдыхайте.
Хотел было повысить в звании этого прохвоста, но… Ладно, посмотрим как «отчёт» напишет — а то, может и мундира «с царского плеча» ему вполне достаточно будет!
Кстати, в гардеробе царя, этих военных мундиров — как у дурака махорки… Может, распродажу какую устроить или аукцион? Носить то я их однозначно не буду — разве что, когда на расстрел поведут…
Тьфу, тьфу, тьфу!
Меж тем, «песок» в часах истории неумолимо сыпался и, как в «реальной» истории, 3-го сентября началась так называемая Вильно-Молодечненская операция. Против русских пяти армий противник сосредоточил своих четыре, но при значительном общем преимуществе — особенно в техническом. Нашим, почти пятистам полевым орудиям — в основном лёгким трёхдюймовкам, противостояло без малого тысяча — по большей части тяжёлых немецких гаубиц. Против порядка чуть более тысячи русских станковых пулемётов, у немцев имелось свыше четырёх тысяч — в том числе, много ручных.
В отличии от летних сражений этого лета, германское командование не ставило перед своими войсками особенно «грандиозных» задач, на осень. Захватив крепость Ковно, генерал фон Эйхгорн — командовавший ударной группировкой, должен был ударить в стык 5-ой и 10-ой русских полевых армий — прорвать тем самым оборону русских. После чего, выбросив в русский тыл конную группу генерала фон Гарнье — из четырёх кавалерийских дивизий и одной пехотной бригады, германское командование планировало взять важный узел коммуникаций город Вильно — тем самым окружив 10-ую русскую армию генерала Радкевича[121]
.Даже, без выполнения последнего, потеря нами Вильно делало наше положение весьма пиковым — так как, разобщало фланги наших Северного и Западного фронтов!
Это, так называемый «Свенцянский прорыв», когда германская кавалерия дошла практически до Минска…
Естественно, когда положение на фронте резко ухудшилось, я — как Верховный Главнокомандующий, должен был бросить все свои «бумажные» дела и, периодически — на пару часов в день хотя бы, появляться в Штабе.
В первый же день — 3 сентября, заранее предупредив, я прибыл к зданию Штабы и был приятно «удивлён» произошедшими здесь переменами: бравые полевые жандармы, в здание меня не пропустили без наличия разового пропуска — хотя и, жутко краснели и бледнели при этом и даже, сильно заикались!
Ладно, ломаем комедию дальше.
Пришлось вызвать ответственное лицо, удостоверить мою августейшую личность и только тогда…
Доклад Начальника Штаба генерала Алексеева тоже, был совсем другого формата — чем прежде. Сухо и коротко, он изложил обстановку сложившуюся на фронте в данный момент, цифры предварительных потерь, расходов боеприпасов — которые чуть ли не поснарядно, распределял лично. Проинформировал меня о мерах, им предпринимаемых для противодействия противнику…
— Хорошо, господин генерал! Я вижу, ваш оперативный стиль с момента нашей последней встречи улучшился. Ещё, научились бы выполнять мои приказы, а не устраивать мне показуху — вообще, цены бы Вам не было!
— Ваше Императорское Величество! — глаза в кучу, — в чём моя вина?
— А вот это, — я припечатал к столу отчёт моего «ревизора», — почитайте-ка, господин генерал!
Алексеев схватил пачку бумаг и, забегал по горизонтали своими косыми очами, читая… Наконец, он закончил и уставился куда-то в пространство.
— Что скажите в своё оправдание, Ваше Превосходительство?
Слов оправдания после прочтения результатов проверки, у генерала не нашлось… Он стоял и хлопал ресницами, не мыча и не телясь при этом…
— Кому из офицеров, Вы приказали ужесточить пропускной режим? — пришёл на помощь своему Начальнику Штаба я, — звание, фамилия, должность?…НУ!!!
— Полковник Квашнин-Самарин, комендант Ставки Верховного Главнокомандования…
Слегка улыбаюсь, примиряюще:
— А я уж было, грешным делом подумал — что это Вы на меня болт забили, Ваше Высокопревосходительство… Рад был ошибиться: это всего лишь — какой-то полковник, положил хер на Вас!
Со мной был Кондзеровский — дежурный генерал при Верховном Главнокомандующем. Обращаюсь к нему:
— Господин генерал! Распорядитесь передать жандармскому подполковнику Дукельскому, мой приказ об аресте саботажника и проведения тщательного расследования. Пусть выяснит — ГЛУПОСТЬ ЭТО ИЛИ ИЗМЕНА?! Если, просто глупость — «повысить» до капитана и отправить умнеть на фронт. А если измена — повесить, известным образом.
Могильная тишина в зале…