Что касается истины, то в деборинской статье по существу предмета мало что сказано. Почему-то новый академик постоянно ссылался как на главный авторитет на довольно-таки устарелую к тому времени книгу Ш. Гюйо «Происхождение идеи времени у первобытных народов» (должно быть, она просто имелась в его библиотеке), ну, и на известных
Вернадский получил номер журнала, будучи в командировке в Праге. Он, конечно, знал, что в лице этого диамата он еще перед знаменитыми выборами приобрел врага, но стерпеть не мог. Ферсману: «Прочел здесь полную передержек статью Деборина; он, очевидно, меня счел за дурака, приписав мне всякую чушь. Я ему посылаю в “Известия” Академии ответ и буду настаивать на его печатании»5
.В отповеди настаивал на праве ученого владеть любой философией, не считая ее неким инструментом познания, заменяющего научные изыскания. «В результате своего розыска акад. Деборин приходит к заключению, что я мистик и основатель новой религиозно-философской системы, другие меня определяли как виталиста, неовиталиста, фидеиста, идеалиста, механиста. Я не считаю такие определения обидными, они просто ложны. Я философский скептик. Это значит, что я считаю, что ни одна философская система (в том числе и наша официальная философия) не может достигнуть той общеобязательности, которой достигает (только в некоторых определенных частях) наука»6
.Но ответ его в «Известиях» снова напечатан с сопроводиловкой Деборина, повторяющей все недобросовестные аргументы. Полемика обессмыслилась, да по существу предмета ее вести и нельзя было. Но свой главный удар функционер, от которого если что и осталось в этом мире, так два печатных доноса, нанесет позднее.
«Другие», упомянутые в ответе Деборину, отнюдь не риторические фигуры, а лица вполне реальные. Начало 1930-х годов знаменуется критическим пиком направленных против Вернадского выступлений, первыми из которых были атаки на брошюру «Начало и вечность жизни».
Прежде всего в главном журнале диаматов «Под знаменем марксизма» появилась статья И. Презента, который вскоре станет зловещей идеологической тенью Лысенко и академиком. Статья против Ю. Филипченко и утверждавшейся им евгеники (о главных европейских линиях семей, давших львиную долю талантов в философии, науках, искусствах, государственных деятелей во всех странах). Под руку автора попалась статья Вернадского «Война и прогресс науки», и он обрушился на понятие
Но далее, прямо в следующем номере того же журнала, шла огромная статья некоего Д. Новогрудского «Геохимия и витализм» с подзаголовком «О научном мировоззрении В. И. Вернадского». Биогеохимические идеи отнесены тут к самым реакционным теориям, заклеймены как «законченная система виталистских взглядов». Почему-то особую злобу вызвала у автора идея человечества как геологической силы: как это, спрашивается, мысль управляет косной материей? Почему в процессе творчества главную роль играет свободная личность? И далее следовали призывы и лозунги: разбить, обезвредить, ликвидировать как «тормоз в реконструкции науки и техники на службе строительства социализма».
Таков стал советский тон: лихой и беспардонный. Вернадский думал даже, что Новогрудский — псевдоним какого-нибудь
В те годы и серьезные ученые сознательно или инстинктивно подстраивались под господствующий тон и старались применить диалектический метод. Дневник за 29 февраля 1932 года: «Академическое заседание. Доклад Вавилова интересный (скорее всего, Николай Иванович, а не его брат Сергей Иванович, в 1932 году тоже избранный академиком. —