Верни мне музыку. Воспоминания современников

В моем доме музыка Бабаджаняна звучала постоянно. Мой отец – известный баритон того времени, народный артист РСФСР Александр Розум – был не только оперным певцом, но и исполнителем советских песен. И кое-что из произведений Арно Арутюновича входило в его репертуар. Его творчество любила и моя мама, народная артистка России, хормейстер Академического хора русской песни Галина Рождественская. И, конечно, мы все восхищались песнями Бабаджаняна в исполнении Магомаева. Я буквально рос на этих композициях. А в песню «Королева красоты» влюбился сразу, как только впервые услышал. С того момента все, что рождал этот дуэт, входило в мое сердце.

Позже, когда я уже заканчивал Центральную музыкальную школу при консерватории, в мой репертуар вошла фортепианная версия его замечательного «Ноктюрна», которую я тогда очень любил исполнять. А когда подружился с виолончелистом Ваграном Сараджяном, то уговорил его включать это произведение в наши совместные концерты…

…Конечно, Бабаджанян – легендарная фигура, овеянная невероятной славой. Он вошел в историю не только как превосходный композитор, но и как великолепный пианист, виртуоз, достойный ученик одного из столпов советской фортепианной школы Константина Игумнова. Блестяще играл не только свои композиции, что естественно, но и классику. Я слышал его исполнение прелюдий Рахманинова – замечательно!

И вот этот овеянный легендой и невероятной славой человек становится председателем экзаменационной комиссии на моем выпускном экзамене. Это обычная практика – когда на госэкзамене председателем является не преподаватель, не профессор вуза, а приглашенный со стороны известный музыкант. Таким образом, мой госэкзамен принимал Бабаджанян.

Я играл довольно сложную программу – с третьим концертом Рахманинова. И, как потом рассказывал мой педагог Евгений Васильевич Малинин, на обсуждении моего исполнения возник конфликт. Арно Арутюновичу очень понравилось мое выступление, и он выразил желание: «Этому студенту я хочу поставить пять с плюсом». А это уникальный случай! Такие оценки в нашей консерватории ставили крайне редко. Тут на Бабаджаняна сразу надавили представители профсоюза и комсомольско-партийного комитета, без которых в те времена не обходилось ни одно важное решение. Они сказали: «Уважаемый Арно Арутюнович, Розум – неблагонадежный студент, и его не стоит поощрять столь исключительной оценкой. У него есть проблемы с КГБ».

Да, я слыл в те времена политически нелояльной фигурой. И даже – представьте себе – был «невыездным»! И вообще, мои консерваторские годы были довольно своеобразные… В первой половине 1970-х я был принят в вуз по результатам вступительного экзамена первым номером с большим отрывом от моих будущих сокурсников. Но позже, из-за своего особого свободолюбия, я стал практически «персоной нон грата», потому что мог прийти на лекцию с книгой тогда запрещенного Солженицына, ездил каждую неделю исповедоваться в Троице-Сергиеву лавру, занимался йогой в группе – в общем, делал все то, что в советские времена не поощрялось. Поэтому после окончания учебы, несмотря на красный диплом, даже не получил рекомендации в аспирантуру – и пошел служить в армию.

А «невыездным» стал на третьем курсе… Тогда я был отобран на конкурс имени королевы Елизаветы в Брюссель, но накануне вылета мне сказали, что я полечу чуть позже, потому что возникли проблемы с паспортом, а потом выяснилось, что дело не в паспорте, а в статусе, который мне присвоили – «невыездной». Так настал момент, когда для меня закрылись все границы. Вот такое неожиданное фиаско: начал консерваторию ярко, а потом стал такой «сомнительной личностью», которую даже на конкурс к иностранцам выпустить страшно.

…Когда Бабаджаняну наши доблестные комсомольско-партийные лидеры выдали на меня весь компромат, желая отговорить его от щедрого поощрения в виде пятерки с плюсом, он среагировал так жестко, что даже не могу привести его слова вслух. Но смысл был такой: «Мне наплевать на то, какие у КГБ с ним отношения. Я считаю, что он заслуживает самой высокой оценки!»

В итоге мне, конечно, не поставили пять с плюсом, но информация о произошедшем разногласии для меня стала огромной поддержкой в дальнейшей жизни. Ведь консерватория старалась меня держать в черном теле, и вдруг такой выдающийся музыкант даже вошел в конфликт с официальной, политической позицией консерватории, встал на мою сторону – и таким образом меня поддержал.

Потом, когда я уже отслужил в армии, жизнь в нашей стране стала меняться. Меня стали пускать сначала на конкурсы, потом на гастроли, и уже с приходом Горбачева мир для меня полностью открылся.

В те годы я всегда с радостью играл «Ноктюрн». И в разных концертах были дуэты с вокалистами, когда мы исполняли мои любимые песни Бабаджаняна: «Не спеши», «Синяя вечность», «Улыбнись», «Королева красоты», «Позови меня», «Загадай желание»… А уж без «Свадьбы», которая пела и плясала, не обходилось ни одно празднование бракосочетания моих друзей.