Вернись, а то убью!

— Ладно, — внимательно присмотревшись ко мне, кивнула она белой головой, и я снова беспечно улыбнулся, чтобы скрыть невольную жалость.

Кларе очень трудно приходится на таких судах, привыкнув все время ощущать эмоции окружающих и даже закрываться от них, здесь она чувствует себя внезапно ослепшей и оглохшей. Для того чтобы понять чувства и скрытые мотивы говорящих, ей приходится все время находиться в напряжении, чтобы успевать бдительно следить за выражением лиц. Хорошо еще, что магиня преуспела и в этой науке, иначе ей пришлось отказаться от участия в судах. Хотя иногда встречаются такие мастера мимики, которых трудно распознать даже с ее опытом. Клара как-то рассказала мне, что почти поверила на одном из заседаний молоденькой вдове, у которой подозрительно быстро умирали мужья. И тогда магиня пошла на хитрость, сделав вид, что ей стало плохо. Разумеется, разбирательство закрыли на перерыв, и отпустили обвиняемую. Клара ринулась за ней в коридор и почувствовала такую мощную вспышку злорадства, что сомнений в виновности вдовы не осталось. Ну а большего ей и не требовалось, чтобы принять правильное решение.

Двери снова открылись, и в судную комнату спокойно вошло трое гоблинов. Двое мужчин и одна женщина. Она шла первой, но не только потому я с острым интересом рассматривал полное спокойного достоинства лицо. Просто до сих пор мне еще не доводилось видеть гоблинок, Камира не в счет, она полукровка. Хотя сходство между ними просто поразительное, если отбросить огромную разницу в возрасте и цвет кожи. Нет, гоблинка вовсе не выглядела древней старухой, хотя сообщение духов о том, что гоблины живут почти в три раза дольше людей, повергло меня утром в шок. Как-то обидно стало за свой род, чем мы хуже этих злобных созданий?

Тем временем гоблинка остановилась возле среднего кресла и шедший следом за ней старший гоблин, так нелюбезно встретивший нас вчера, бережно усадил соплеменницу в кресло. Я слегка подосадовал, что не стал вчера выслушивать Сардата и Камиру, знал бы сейчас всё про наших гостей, но тут же отмел эти мысли как бесполезные. Самое глупое дело жалеть о не случившемся.

— Представь меня им… — в позвучавшем только для меня голоске духа, витавшим сейчас над столом в виде едва заметного зеленоватого облачка, впервые прозвучала не просьба, а почти приказ.

И это меня безмерно удивило. Ведь цветок утверждал, что не имеет права первым обращаться к людям? Интересно, что же такого он нашел в этих гоблинах, раз решился нарушить приказ своих создателей? Или имеются какие-то исключения из общего правила? Нужно будет не забыть на досуге как следует расспросить зеленых родственников. Но как бы то ни было, отказывать древням я не собирался, прекрасно понимая, что у цветка была очень веская причина так заявить. И потому, попросив у короля взглядом извинения, встал со своего места и подошел ближе к гоблинам.

— Представьтесь, пожалуйста, суду.

— Я — Бариза, старшая мать рода и его повелительница, — поднялась с кресла гоблинка, склонила в вежливом поклоне голову и села.

— Я — Тайгар, командор рода, — поднявшийся следом гоблин был главным в нашу прошлую встречу, и именно он, не раздумывая, за кусок камня отдал во вражеский род родного брата.

— Я — Зерид, учитель, — у этого гоблина безмерно усталый взгляд разочаровавшегося в жизни человека, которого уже давно держит в мире живых не радость бытия, а тяжкая обязанность.

— А я Грег Диррейт Монтаеззи, и я веду сегодняшнее дело. — С официальной сухостью называю свое имя и титул, и по недрогнувшим лицам гоблинов понимаю, что не ошибся в своих догадках.

Идя сюда, они уже отлично знали, кто я такой, и наверняка поняли это еще в обители. А раз так, то и большинство из присутствующих им не менее известно, и только теперь я с ужасающей ясностью постиг, что все мы много лет ходили по тонкой жердочке, повисшей над пропастью. Если бы гоблины захотели, то королевство давно бы осталась без большинства самых значимых своих подданных. И теперь я больше всего хочу выяснить, что именно остановило гоблинов. А пока…

— А это существо, помогающее мне в расследовании, называется древень, — над столом снова возник дух, но теперь он сидел лицом к гоблинам и смотрел прямо в глаза повелительнице своими бесподобными очами.

Переведя взгляд на приглашенных, сразу понимаю, что происходит что-то очень странное, непредвиденное, сносящее напрочь придуманный мною план. Разумеется, я ждал удивления, а возможно, даже и потрясения, представляя гоблинам своего зеленого напарника, но не мог и заподозрить, что эти естественные в такой момент чувства будут далеко не единственными. Сквозь первое изумление на лица совершенно растерявших свою невозмутимость гостей выступало узнавание, раскаяние, и какая-то горькая радость. Словно седой старик случайно встретил друга детства, с которым много лет назад рассорился из-за какой-то мелочи.

А потом побледневшая от переживаний повелительница резко поднялась и, протянув к древню сложенные вместе ладони, с мольбой и болью в голосе нараспев произнесла:

— Даэрри!