Верность сестер Митфорд

Щеки Декки вспыхивают, и Юнити понимает, что подловила ее. Но, по правде говоря, они обе сели бы в лужу, если бы родители обо всем узнали. Декка парирует:

— А что если они узнают, что твой поход сюда — часть грандиозного плана переехать в Мюнхен и стать нацисткой?

— Хорошо, я не скажу Муле и Пуле, если ты тоже промолчишь, — предлагает Юнити, гораздо больше заинтересованная в том, чтобы ничто не помешало ее планам, чем в том, чтобы отвадить Декку от коммунистов.

Сестры пожимают друг другу руки, и Декка произносит:

— Нас здесь не было.

Глава шестнадцатая

НЭНСИ

4 октября 1934 года

Лондон, Англия

Я просыпаюсь с шумным выдохом, вырываясь из повторяющегося кошмара, который снится мне после потасовки в Олимпия-холле. Во снах я так или иначе оказываюсь на полу, вокруг меня ноги, а я не могу ни подняться, ни вдохнуть. Но, каким бы ни был сюжет, заканчивалось всегда одинаково: задыхаясь, я жадно делаю последний судорожный глоток воздуха и просыпаюсь.

Я сажусь на постели и тянусь рукой по шелковому стеганому одеялу ручной работы, подаренному Дианой, чтобы коснуться плеча Питера и успокоиться. Но там пусто. Часы на прикроватной тумбочке показывают три часа ночи. Где его, черт возьми, носит? Хотя лучше было бы спросить: почему я удивлена и злюсь? Вечно где-то пропадающий муж — единственное, что есть постоянного в моей супружеской жизни.

Я снова ложусь, ворочаюсь пятнадцать минут и понимаю, что больше не усну. Образы из сна не идут из головы, вдобавок я переживаю, где же Питер. Может, поработать? Приближается срок сдачи черновика моего нового романа «Потасовка», и нам отчаянно нужны деньги, которые я получу, как только его отправлю. Питера опять уволили с работы, и весь его финансовый вклад в семью сегодня — гонорары от редких статей, которые он пишет в газеты.

Настраиваясь на работу, я расхаживаю по Роуз-коттеджу, останавливаясь, лишь чтобы прикурить сигарету. Глубоко затягиваясь, я меряю шагами гостиную, ожидая мягкого рассветного сияния, когда лучи заиграют на ряби Темзы. Обожаю смотреть, как их отражения играют на потолках тесных комнат нашего дома, превращая его в лодку, плывущую в далекую страну. Как же все изменилось с тех пор, как мы впервые сюда приехали: тогда меня переполняли планы устроить маленький, но основательный дом для нас с Питером, стать замечательной домохозяйкой. Теперь я просто играю эту роль, и кажется символичным, что прежде в доме жил Великий Сикха, неприкаянный артист викторианской эпохи, который наряжался вождем коренных американцев и выступал в этом образе, хотя был истинным англичанином. Оба мы шарлатаны.

Я сажусь за свой крошечный элегантный письменный стол, вывезенный из Свинбрука. Стол я поставила в гостиной у огромного эркерного окна, выходящего на реку. Я не успеваю написать ни слова, как слышу топотанье. Милые бульдожки — Милли и Лотти — смотрят на меня сонными, затуманенными глазами, словно осуждая за ночные блуждания. Но потом сворачиваются у моих ног, согревая, а я возвращаюсь к рукописи.

Как и два моих предыдущих романа, «Потасовка» — комедия, и я снова отталкиваюсь от людей и событий из собственной жизни. Но на этот раз вопросы, скрытые в этой безделице, по-настоящему терзают меня. Сюжет строится вокруг пышного фашистского шествия в тихой английской деревне, а главная героиня по имени Евгения Мальмайнс очень похожа на Юнити, она произносит на загородной лужайке пламенные речи о фашистах (в романе они стали «Джекорубашечниками» в честь капитана Джека, похожего на Мосли лидера вымышленного движения «Юнион Джек»). Я не могу не замечать политические события, разворачивающиеся вокруг, особенно в моей собственной семье, и не переживать из-за этого. Желание сделать фашизм главной темой книги выросло из моей собственной эволюции, из моего отношения к политическим движениям.

После митинга в Олимпия-холле и насилия, которым чернорубашечники, несомненно по приказу Мосли, ответили на незначительную провокацию, я больше не могу даже притворяться, что мы с сестрами в одном политическом лагере. Разве в нашем обществе не гарантирована свобода слова? Неужели Мосли не может вынести даже малейшей критики БСФ и себя как его лидера? Напыщенность, позерство, размахивание флагом, бравада, над которыми я посмеивалась в узком кругу, теперь кажутся скорее пугающими, чем смешными, мне хочется в своем романе разоблачить Мосли и его головорезов. Интересно, может ли мое творчество повлиять хотя бы на сестер, заставить их очнуться от безумия?