Верность сестер Митфорд

— Декка, это Питер и Нэнси. Можно войти? — спрашиваю я, заходя прямо в комнату, которая, как я предполагаю, является и кухней, судя по древней на вид черной плите и потрескавшейся эмалированной раковине.

— Я тут, — доносится голос сестры из соседней комнаты. Я рада, что в квартире есть и другие помещения: возможно, они получше этого. Мы с Питером в три шага пересекаем крошечную прихожую-кухню и попадаем в комнату, которая, должно быть, служит одновременно спальней и гостиной. Как я догадалась? Потому что там находится узкая кровать, а в ближайшем к камину углу — детская кроватка, при этом в центре комнаты стоят два стула и диван, на котором сидит моя бледная, исхудавшая сестра. Тут я замечаю ночной горшок рядом с кроватью. От ужаса перед этой нищетой я лишаюсь дара речи. Как они могли выбрать такое для себя и своего ребенка?

— Рад видеть тебя, Декка. — Питеру удается взять себя в руки быстрее, чем мне, и он добавляет: — Это ведь малышка у тебя на руках?

— Она самая. — Декка с явной гордостью поворачивает к нам розовый сверток. — Это Джулия.

В первый момент кажется, что Декка протягивает нам стопку одеял. Но потом я замечаю крошечное, нежное личико среди складок, такое же розовое, как одеяло, в которое она завернута. Ее глаза закрыты, как и ее губы, похожие на бутон розы, и меня охватывает острая тоска.

Я бросаю свою сумочку на пол и тянусь к ней. — Можно мне подержать ее? — Конечно, Нэнс.

Декка встает и протягивает мне драгоценный сверток.

— Джулия, это твоя тетя Нэнси.

Я баюкаю невероятно крошечную малышку на руках, склоняюсь, чтобы вдохнуть ее аромат.

— Божественно, Декка. Ты молодец, — говорю я своей младшей сестре, думая о том, как легко ей дался этот незапланированный ребенок: на фоне трех долгих лет, что мы с Питером безуспешно пытаемся стать родителями, это настоящее чудо. Но когда я вижу, с каким восторгом Декка смотрит на меня с малышкой на руках, я могу только порадоваться за нее.

— Тук-тук! — по квартире разносится безошибочно узнаваемый нежный голос, и лицо Декки вытягивается. После того как Муле разрешили приехать в Ротерхит, Декка позволила навестить себя и сестрам. Но только когда Эсмонд уедет на целый день.

Диана входит такая же холодная и элегантная, как если бы она входила в «Савой». Заметив Джулию в моих объятиях, она всплескивает руками:

— Молодчина, Декка!

— Спасибо, — отвечает та, принимая из рук сестры замысловато упакованный подарок для малышки. — Право, не стоило. У нас есть все, что нам нужно.

Диана оглядывает квартиру.

— А, по-моему, нет, — говорит она, сморщив свой изящный носик, как будто почуяла неприятный запах — что вполне возможно, учитывая присутствие младенца и эту местность.

— Нэнси, — приветствует она меня. Сегодня не «Нэнс», но зато с улыбкой. Вряд ли Мосли был бы таким же любезным. Хотя он позволил Диане видеться со мной, но мне по-прежнему запрещено появляться там, где будет он, — еще со времен «Потасовки». Я совсем не против, я и сама рада его не видеть. Я отзываюсь на приветствие сестры:

— Диана.

Она даже не пытается взять ребенка на руки. Вместо этого она предлагает Декке:

— Открой подарок.

Та понимает, что сопротивляться властной Диане бесполезно, и разрывает толстую кремовую оберточную бумагу, идет в кухню (если так можно назвать это пространство) за ножом и срезает бантики. Достает пышное кружевное детское платье, похожее на пену. Декка возвращает его Диане:

— Оно очень милое, Диана, но мы совершенно не можем его принять.

Диана огорчается: — О чем ты?

— Я бы никогда не нарядила свою дочь во что-то настолько буржуазное. Это противоречит моим убеждениям. Джулия прекрасно выглядит в своем простом хлопковом наряде. — Помолчав, она добавляет: — И Эсмонд никогда бы не принял от тебя подарок — учитывая ваши с Мосли взгляды.

Сестры смотрят друг на друга, и на этот раз мне нечего добавить. Сдержанная и твердая Декка сделала то, что удавалось очень немногим, — выбила Диану из колеи. Интересно, смогла бы Декка держаться так же уравновешенно, если бы знала, что буквально вчера вечером Диана и Мосли были почетными гостями на приеме в посольстве Германии, где также появились и мои родители, и родители Питера, и все лондонское высшее общество, включая Черчиллей. Я почувствовала настоящий прилив любви к Питеру, когда он отклонил наше приглашение, написав ответ на идише.

Я пытаюсь примирить сестер: — Диана, хочешь подержать Джулию?

Диана распахивает объятья, берет малышку Джулию на руки и идет на кухню. Я слышу, как она заговаривает с Питером, и вскоре из другой комнаты доносится воркование. Декка смотрит на меня.

— Как ты можешь так благожелательно держаться с ней, Нэнси? Я читала «Потасовку». Я знаю, ты все понимаешь так же ясно, как и я: подъем фашизма в Европе, и доморощенного в исполнении Мосли, и жуткого немецкого, что выращивает Гитлер, ведет к катастрофе.