«Верный Вам Рамзай». Книга 2. Рихард Зорге и советская военная разведка в Японии 1939-1941 годы

Утверждение Зайцева, что его «хождение» на квартиру «к Фрицу раз в месяц не могло натолкнуть японцев на мысль, что я хожу к Фрицу, а не к Носову» свидетельствует о поразительной беспечности и непрофессионализме «Имака» и его руководителя «Икара». Как следует из уже цитируемой справки «История провала резидентуры Инсона» от 23.05.44 г., «ИМАК в город выходил очень редко и, как правило, только на явки. … На явки он выходил, почти не имея резервного времени и иногда, чтобы не сорвать встречу, выезжал на машине, оставляя ее недалеко от района встречи. Были случаи использования для этой цели машины ВАТ».

До принятия политического решения об аресте «Рамзая» — «Инсона» — Рихарда Зорге оставался месяц.

«Мои официальные обязанности, — вспоминал М.И. Иванов, — определялись положением секретаря консульского отдела посольства. Я отвечал, в частности, за паспортные и визовые дела, учет и переписку с советскими гражданами в Японии, Шанхае и Гонконге, поддержание контактов с муниципалитетом Токио по вопросам снабжения, проживания и регистрации наших людей»[760]. Официальное прикрытие Иванова давало ему возможность легального и естественного общения с иностранцами, и он мог, не вызывая подозрений, появляться там, где “дворнику не доступно, а послу- неудобно”»

[761].

«После моего первого “визуального знакомства” с Рихардом Зорге на аэродроме Ханеда я не один раз видел его при случайных обстоятельствах. По-прежнему я знал о нем многое, а он обо мне ничего. Это были встречи в общественных местах, на дипломатических приемах, в местах отдыха за пределами Токио. Как выяснилось после ареста Зорге, в лицо его знали и другие члены советской колонии, не подозревая о тайной миссии респектабельного “германского журналиста”.

В мае 1941 года на одном из этажей “Нью Гранд-отеля” в честь прибывшего из Москвы известного японского дипломата — первого секретаря МИДа Такеучи был устроен коктейль для иностранных дипломатов и журналистов. В группе собравшихся представителей западной прессы я заметил Зорге. Он находился в обществе веселого балагура-француза из агентства “Гавас” и его подруги. Было заметно, что Рихард на подобных встречах был душой компании, и он весьма непринужденно исполнял эту роль. Раут шел как по маслу: пережевывались новости, слышались веселые реплики и ответные взрывы смеха. Я держался в стороне, чтобы случайно не нарваться на опасное для дела знакомство с человеком, которого я отлично знал, тем более, что это мне было категорически запрещено.

При любых встречах с Зорге я всегда помнил строгое предписание: никоим образом не проявлять какого-либо любопытства к этому человеку»[762]

.

И Иванову, и Зайцеву следовало категорически запретить посещать места, где существовала вероятность встречи с Зорге, так как своим поведением они могли выдать факт своего знакомства (даже заочного) с последним, что могло привести к нежелательным умозаключениям японской контрразведки.

Из воспоминаний М.И. Иванова: «В августе 1941 года МИД Японии устроил для дипкорпуса просмотр национальной оперы «Но-о»[763]. По политическим соображениям, советский посол на просмотр не пошел, и билеты были предложены 1-му секретарю и мне. Наши семьи в связи с войной были эвакуированы в СССР. Мероприятие происходило в старинном особняке; прибывавших гостей направляли во внутренний сад, где угощали японскими яствами и легкими напитками. Там я вновь встретил Рихарда. Он был в легком тропическом костюме. Как всегда, оставаясь внешне веселым, но внутренне сдержанным, Рихард переходил от одной группы дипломатов и журналистов к другой.

По окончании коктейля вместе со всеми мы прошли в зал и заняли места в заднем ряду. Впереди и чуть в стороне от нас сидел Зорге. Вскоре начался спектакль, и он весь был поглощен сюжетом представления. В самых патетических местах он то одобрительно, то с возмущением вскрикивал, вызывая расположение японцев, любящих свою старинную оперу. Он был, пожалуй, одним из немногих иностранцев на том приеме, кто с пониманием и неподдельным интересом оценивал музыку и игру актеров»[764].

Эпилог

Секигун! Кокусай Кёсанто! Собието Кёсанто! (Красная армия! Коминтерн! Советская компартия)!

(Последние слова Рихарда Зорге перед казнью 7 ноября 1944 года)

1. «Он указал на фотографию Сергея [Зайцева] и спросил: «Кто этот человек?» …»

(Из показаний Клаузена, 1946 год)

Что явилось причиной провала резидентуры? В монографии «Опыт организации и деятельности резидентуры “Рамзая”» М.И. Сироткин пишет:

«Организационные погрешности, промахи, нарушение конспирации “Рамзаем” или кем-либо из его сотрудников или агентов? Может быть, предательство кого-либо из агентов?

Японская и американская контрразведки дружным дуэтом преподносят одну и ту же версии: