Из показаний Ёсида в Конгрессе США 9 августа 1951 г.: «Мы боялись, что Зорге будет стрелять в нас из пистолета. В течение нескольких дней мы вели наблюдение за домом Зорге. В то утро Зорге посетил человек из посольства Германии. После того, как этот человек ушел, мы вошли в дом и арестовали Зорге. Когда его арестовали, Зорге настаивал, что он был нацистом и занимает очень высокий пост в качестве советника в посольстве Германии»[805]
.«Японская полиция с бюрократической дотошностью произвела перепись всех вещей, находившихся в доме Зорге. Эти незначительные предметы — материальные доказательства шпионажа — должны были сформировать первоначальную зловещую основу в цепи доказательств обвинений, которые будут выдвинуты против него в ближайшие месяцы. Список включал в себя три фотоаппарата, одну фотокамеру с необходимыми принадлежностями, три фотолинзы (одна из которых телескопическая), фотопринадлежности, черный кожаный бумажник с 1782 долларами, шестнадцать записных книжек с подробностями связей с агентами и финансовыми расчетами, партбилет члена нацистской партии на имя Зорге и список членов партии, проживающих в Японии, Германский статистический ежегодник в двух томах (источник шифровальных таблиц), семистраничный отчет и схема, составленные на английском языке и, наконец, самое роковое — две странички машинописного наброска, также на английском, представляющие собой заключительное послание, готовое к отправке в Москву 15 октября. В доме Клаузена был найден экземпляр этого же сообщения, наполовину зашифрованного, что дало основу для начала долгой драмы допросов»[806]
.«В чем бы ни признались Одзаки и Мияги и какой бы документальный материал ни был найден в их домах, все можно было отнести к разведданным, собранным для посла Отта. Слабыми звеньями, с точки зрения Зорге, были Клаузен и Вукелич — особенно первый. Очень многое зависело от того, обнаружен ли радиопередатчик Клаузена, и если да, то где.
Из показаний Ёсикава в Конгрессе США 9 августа 1951 г.: «Мы арестовали Макса Клаузена, его жену Анну Клаузен (была арестована месяц спустя после ареста мужа. —
«По словам одного из источников, Клаузен стал давать показания сразу, в день ареста, 18 октября. Йосикава [Ёсикава], однако, вспоминает, что Клаузен признался во всем лишь “на третий или четвертый день после ареста”. Другими словами, во вторник 21 октября или в среду 22 октября»[808]
.Как следует из «Отчета и объяснений по моей нелегальной деятельности в пользу СССР» Клаузена от 1946 г., говорить он начал уже на второй день: «У меня много раньше возникал вопрос, что я буду делать, если меня арестуют. Я решал не отвечать на вопросы. “Пускай они делают, что хотят”, — думал я. Но обстановка была совсем иной. Я думаю, что вел себя как трус
(Здесь и далее выделено мной. —Кое-что о допросах в первые дни. О первом допросе я уже писал. Проводил его главный прокурор ИОСИКАВА. На столе перед ним лежала бумага, подписанная РИХАРДОМ. Этим он хотел запугать меня. Первые вопросы его были: фамилия, число и место рождения, национальность и пр. Затем он сказал мне: “Вы коммунист, вы работаете на Коминтерн, вы собирали секретную информацию и отправляли ее в Москву”. Я ответил: “Я не коммунист и не имею ничего общего с коммунизмом”. Он разозлился, встал со стула и сказал: “Нет необходимости врать, так как мы все знаем о вашей деятельности”. Он дал мне лист бумаги, который я должен был подписать… Вечером меня вызвали снова. В комнате присутствовал полицейский инспектор НАКАМУРА и начальник полиции, кроме них еще были люди… НАКАМУРА спросил меня: “Знаете ли вы радиодело?”. “Нет”, — ответил я. Он покачал головой и рассмеялся…