«Верный Вам Рамзай». Книга 2. Рихард Зорге и советская военная разведка в Японии 1939-1941 годы

На следующий день произошло описанное мною дело с передатчиком. Первое время допрос происходил очень медленно, так как я плохо говорил по-японски, а переводчик плохо знал немецкий язык. Переводчик ХАСЕБИ не всегда приходил ко мне, так как он, очевидно, переводил у других.

На следующий день я опять решил не отвечать, но получилось иначе. Они знали больше, чем я думал. Начальник полиции сказал мне, что РИХАРД во всем признался. Я не верил этому…»

Как выяснилось во время следствия, за шесть лет работы рации «Фрица» японцы перехватили 40–50 радиограмм. После того как арестованный Клаузен раскрыл японцам шифр, они, прочтя радиограммы, получили документальные доказательства разведывательной деятельности резидентуры: в радиограммах содержались в том числе и сведения о японской армии.

Однако даже если Клаузен и был сломлен морально в тюрьме и отрекся от своих идеалов, это ни в коей мере не может умалить подвига, который он совершал ежедневно на протяжении семи лет в качестве радиста «Рамзая».

Было необходимо добиться собственного «признания» Зорге, в виновности которого никто не сомневался. По свидетельству прокурора Ёсикавы, допросы Рихарда Зорге начались с требования «дать объяснение вещественным уликам». Среди них были и такие серьезные, как радиопередатчик, обнаруженный полицией на квартире Макса Клаузена. Из вопросов следователей Зорге стало ясно, что организация раскрыта, что все его помощники арестованы и полиции известно о разведывательном характере деятельности его группы.

Из показаний Ёсикава в Конгрессе США 9 августа 1951 г.: «В связи с расследованием дела Зорге, Клаузена и Вукелича я лично вел следствие по делу Зорге. Как я уже сказал, я был ответственным за расследование в отношении Зорге… Когда я начал допрашивать Зорге, он категорически все отрицал.

Г-н Тавеннер. Применялось ли какое-либо физическое насилие для получения признания?

Г-н Ёсикава. Нет. Клаузен вначале признался, что он был шпионом Красной Армии. А Вукелич признался, что он был шпионом Коминтерна. Поэтому мы провели очень глубокое расследование. Мы никак не могли определить природу этой шпионской группы до тех пор, пока не сознался Зорге. Я сказал Зорге, что Мияги и Одзаки признались и представил доказательства. По ходу того, как мы повторяли это, он и сам признался.

…

После того, как мы изъяли этот Статистический ежегодник Германии, мы спросили о его предназначении у Клаузена и Клаузен признался, что это была шифровальная книга с ключами для кодирования. Он признался до того, как это сделал Зорге.

Я сообщил Зорге об этих фактах, и он, в конце концов, тоже признался.

В то время у нас не было никакой четкой программы ведения следствия. Нас интересовало, был ли Зорге действительно шпионом Германии и действовал ли он с помощью коммунистов Японии. И на самом деле шпионил ли он в пользу нацистского режима в Германии. Это был первый вопрос.

Второй вопрос состоял в том, был ли Зорге двойным шпионом и не работал ли он одновременно и на Берлин и на Москву.

Третий вопрос, был ли он на самом деле шпионом Москвы и только притворялся нацистом.

Таким образом, мы допрашивали Зорге без предвзятого мнения. Мы занимали очень осторожную позицию.

Возник и еще один вопрос. Если бы он был шпионом Москвы, то мы не понимали, был ли он шпионом четвертого отдела, как сказал Клаузен. Или, возможно, он был шпионом Коминтерна, как сказал Вукелич.

Г-н Тавеннер. Когда вы говорите о четвертом отделе, вы имеете в виду

четвертое управление Красной Армии?

Г-н Ёсикава. Да.

Г-н Тавеннер. Это было разведывательное управление Красной Армии?

Г-н Ёсикава. Да»[809].

«Переломным моментом для Зорге стал день, когда ему показали признания, сделанные Клаузеном и другими членами группы, и когда Йосикава обратился к нему в типично японской манере:

“А как быть с вашими человеческими обязанностями? Ваши сообщники, рисковавшие своими жизнями, работая на вас, признались во всем, надеясь, таким образом, пусть ненамного, но смягчить свои приговоры. А вы как руководитель собираетесь бросить их на произвол судьбы? Будь я на вашем месте, я бы признался”»[810].

Из показаний прокурора Ёсикава на слушаниях в Конгрессе США: «… я никогда не оказывал на него давления, чтобы добиться его признания.

Я просто просил его дать объяснения по мере того, как предъявлял ему доказательства.

Таким образом, в конце концов, в завершении первой недели, он признался. Хотя на тот момент я и не ожидал, что он признается.

Около 4 часов, поскольку это была суббота, мой коллега прокурор Тамазава и еще один полицейский чин пришли, чтобы оценить состояние его здоровья и проверить, позволяет ли оно вести дальнейшее следствие (выделено мной. — М.А.).