Вероятно, Алекс

– Так или иначе, мне жаль, что все так получилось, – говорит он, – завтра утром, когда он протрезвеет, я с ним поговорю. Сегодня пытаться что-то до него донести бесполезно. Он лишь полезет драться. Так всегда бывает. Впрочем, на этот раз его вполне могли арестовать. Но даже если так, то это пойдет ему только на пользу.

Я понятия не имею, что на это сказать. Потому как не представляю, что такое ненавидеть лучшего друга.

Все это слишком сложно и запутанно.

– Здесь пахнет точно так же, как от тебя, – говорю я после продолжительной паузы.

– В самом деле?

Рулевое колесо его мини-вэна просто огромное. Я только сейчас это заметила. А водительское и пассажирское места соединены в одно огромное сиденье, тянущееся вдоль всего ветрового стекла. К приборной доске приклеены крохотные резиновые монстрики: инопланетянин, гидра, лохнесское чудовище и Годзилла. Погоди-ка, это не инопланетянин, а зеленая акула. Эге… Понятно, знаменитые морские и озерные чудища. Что не убивает, делает нас сильнее…

– Кокосовый орех, – развиваю свою мысль я, – от тебя всегда пахнет кокосом. – А потом, поскольку в машине темно, а приступ паники отнял у меня все силы, заставив ослабить бдительность, добавляю: – От тебя всегда пахнет хорошо.

– Это «Секс-Воск».

– Что? – немного выпрямляюсь на сиденье я.

Он опускает руку, берет какую-то штуковину, по виду напоминающую завернутый в полиэтилен кусок мыла, и протягивает мне.

Я подношу его к окну и в свете уличных фонарей читаю:

– «Секс-Воск мистера Зога».

– Им натирают верхнюю часть доски для сёрфинга, – объясняет он, – чтобы, когда седлаешь волну, не скользили ноги.

Я нюхаю воск. Да, запах дает именно он.

– Могу поспорить, что твои ноги пахнут просто божественно.

– Надеюсь, мужские ноги не являются для тебя предметом фетиша? – игривым голосом спрашивает он.

– До последнего времени не являлись, но теперь… даже не знаю, что тебе сказать.

Колеса фургона съезжают с проезжей части, катят по усыпанной гравием обочине, и Портер резко крутит руль, чтобы вернуться на асфальтовое покрытие.

– Ой!

Мы оба смущенно улыбаемся.

Я бросаю воск на пол фургона:

– Ну вот, еще одна загадка разрешена.

– Тоже мне тайна. Давай лучше поговорим о тебе.

На краю города он сворачивает на узкую дорогу – скорее всего, ту, о которой говорила Грейс.

– Помнится, в «Видео-Бластере» ты говорила Патрику, что не любишь фильмов с пальбой.

Вот хрень. Опять. Я прижимаю руки к животу и смотрю в окошко со стороны пассажирского сиденья, но в окрестной тьме вижу только жилые дома.

– Боже мой, ты действительно тем утром все слышал?

– Насчет всего не знаю, но многое. Что с тобой случилось? Я же рассказал о несчастном случае с акулой, хотя едва тебя тогда знал, теперь твоя очередь.

– Да, но ты человек открытый, общительный и, надо полагать, рассказываешь свою историю всем без исключения.

– Вообще-то нет. – Он поворачивает голову и окидывает меня взглядом. – Ребята в школе не настолько глупы, чтобы меня о чем-то спрашивать.

В отличие от меня.

– Знаешь, мне не хочется силой выуживать из тебя какие-либо сведения, изображая из себя психоаналитика, – говорит он, – но если у тебя все же возникнет желание, то знай – я хороший слушатель и никогда никого не осуждаю. Порой лучше излить душу. Если держать все в себе, душевная рана может загноиться, и тогда станет вообще невмоготу. Не знаю почему, но так оно и есть. Мне пришлось в этом убедиться на собственном опыте.

Я долго молчу. Мы просто молча катим по темным улочкам, с одной стороны от города возвышаются силуэты гор, с другой простирается океан. Потом я кое-что ему рассказываю. О том, как мама, когда мне было четырнадцать лет, вела дело по бракоразводному процессу семьи Грамбейчеров. О том, как суд после его рассмотрения принял сторону матери и отдал ей на попечение дочь.

А заодно и о Греге Грамбейчере.

– Началось все с того, что он стал преследовать маму в Интернете, – говорю я, – оставлял свои мерзкие комментарии на ее страничках в социальных сетях. А когда не дождался с ее стороны никакой реакции, принялся выслеживать сначала папу, потому меня. Я тогда даже не знала, кто он. Просто стала слишком часто его видеть после школы на парковке, где родители обычно забирали детей. Считала его отцом или родственником кого-то из друзей. Мы жили всего в двух кварталах от школы, поэтому домой после занятий я обычно возвращалась пешком с подругой. Но однажды пошла одна и вдруг увидела рядом его. Он сказал, что работает вместе с мамой. Наведя в Интернете справки, вывалил на меня ворох сведений о ней, и у меня не возникло никаких сомнений в том, что он ее действительно знает. Я была слишком доверчивой. Глупый, маленький ребенок.

– Раньше я тоже делал много глупостей, – мягко произносит Портер. – И что было потом?

– Только стоя у двери, я заподозрила, что здесь что-то не так. Решила не впускать его в дом, но опоздала. Он был большой, а я маленькая, поэтому ему не составило особого труда одолеть меня и втолкнуть внутрь…

– Мерзавец… – шепчет Портер.