Вероятно, Алекс

– Мама оказалась дома, – продолжаю я. – Вернулась за какими-то забытыми бумагами, которые требовались ей для очередного процесса. Счастливое совпадение, не более того. Если бы ее не было… я даже не знаю. А так, поскольку сегодня все живы, я считаю, что нам повезло. Однако, когда у тебя по дому бегает сумасшедший, размахивая пистолетом и угрожая убить твою мать…

– О боже.

Я делаю глубокий вдох и проверяю, не собираюсь ли снова ступить на зыбкую почву, но на этот раз со мной все в порядке.

– Всему виной выстрел, заставший меня врасплох там, у костра. Что-то подобное бывает и когда я смотрю фильм. К аналогичному результату порой приводит и грохот неисправных глушителей автомобилей. Не люблю громких хлопков. Хотя и понимаю, что со стороны это выглядит глупо.

– Ничего глупого в этом нет. С тобой случилось примерно то же, что и со мной. Поверь, у меня тоже проблемы с нервами.

С этими словами он размашистым жестом показывает на коллекцию акул и гидр, устроившихся на приборной доске.

Я слегка улыбаюсь, касаюсь пальцем акульей головы на пружинке и расслабляюсь:

– Верю. Одним словом, я думаю, что в подобных обстоятельствах огнестрельное ранение – далеко не худший исход. А того парня, понятное дело, посадили.

– О господи, Бейли, даже не знаю, что об этом думать.

– Аналогично, – пожимаю плечами я.

– Твои родители поэтому разошлись?

Я уже собираюсь ответить, что нет, но потом на минуту задумываюсь.

– Они развелись через год, но теперь, когда ты об этом спросил, я понимаю, что после стрельбы в доме в нашей семье что-то изменилось… тот случай будто внес в нее напряженность.

Портер задумчиво кивает:

– Мама говорит, что несчастья либо ломают людей, либо сближают. Уж я-то знаю, ведь на нашу долю их выпало предостаточно.

– Но ведь с твоими родителями до сих пор все в порядке.

Я стараюсь, чтобы мои слова не звучали вопросом, хотя никакой уверенности на этот счет у меня нет.

Он улыбается:

– Мои родители представляют собой одну из тех пар, которые всю жизнь живут вместе и появляются на экране телевизора в свой девяностолетний юбилей.

Должно быть, неплохо. Когда-то я примерно так же думала и о маме с папой, хотя сейчас уже не верю, что могла допускать подобную мысль.

Портер спрашивает меня, куда ехать, чтобы отвезти к дому отца. Он прекрасно знает окрестности, что совсем не удивительно для парня, прожившего здесь всю жизнь. Пока фургон взбирается наверх по последним извилистым улочкам, обсаженным секвойями, мы молчим; оттого что я ему так много рассказала, меня охватывает смущение. Но есть и кое-что еще: меня никак не покидает ощущение, что на фоне всей этой кутерьмы я что-то такое забыла. В квартале от дома на меня вдруг нисходит озарение. В груди разливается волна тревоги.

– Останови фургон!

Он бьет по тормозам:

– Что случилось?

Я отстегиваю ремень безопасности:

– Я… мне нужно выйти. Спасибо, что подвез.

– Не понял. Ты же говорила, что живешь на следующей улице.

– Так-то оно так, но…

– Что «но»?

Я качаю головой:

– Оставшуюся часть пути я могу пройти пешком.

В глазах Портера проскакивает искра замешательства, но уже в следующее мгновение они полыхают ярким огнем.

– Ты смеешься? Не хочешь, чтобы твой отец меня увидел?

– Не принимай этого на свой счет.

– А на чей же еще! Что, для квартала Редвуд Глен я езжу в слишком ветхом фургоне, да? Может, все эти «мерседесы» и «БМВ» еще бросятся меня преследовать и будут гнать до самого побережья?

– Не будь идиотом. Никаких «БМВ» здесь и в помине нет.

Он показывает на подъездную дорожку у дома напротив.

Ну хорошо, один «БМВ» все же есть. Но мой отец не ездит на новенькой роскошной тачке, и мы не живем в одном из этих сказочных домов – хибару, в которой он поселился, раньше сдавали туристам на лето. Женщина у него не доктор, а коп, и смотрит он не оперу, а научную фантастику. В этом контексте семья Грейс куда более обеспеченна, чем мы. Однако Портер настойчив, а время близится к полночи, и у меня совершенно нет времени спорить с ним о какой-то ерунде.

– У меня комендантский час, – нетерпеливо бросаю ему я.

– Отлично. – Он протягивает руку и открывает дверную ручку. – В таком случае выходи, не смею больше тебя задерживать.

Ну хорошо, теперь пришел мой черед злиться. И как нам это только удается – едва я изливаю ему душу, как мы тут же ссоримся. Понятия не имею, что его так задело. Неужели он в самом деле такой ранимый? Вот тебе и стереотип, в соответствии с которым скрывать своих чувств не умеют только девушки. Вспоминаются слова, когда-то написанные мне в Интернете Алексом: парни такие тупицы.

Раздраженная и слегка уязвленная, я толкаю тяжелую дверцу, распахиваю ее и выставляю из фургона ноги. Но не успеваю спрыгнуть на землю, как нахлынувшие на меня чувства сплетаются в тугой комок, застревают в горле, и я застываю в нерешительности. Не хочу, чтобы сегодняшний вечер закончился именно так.

Вполне возможно, что тупица не он один.