Веровы. Новый год

Заводит меня в гостиную, по которой сразу становится ясно, что времени, средств и стараний на её декор было потрачено много. При этом она вызывает просто непередаваемое чувство уюта, гармоничности пребывания. Бросаю взгляд на стену, где оформлена ёлка из рамок с новогодними фотографиями предыдущих лет. Выхватаю одну из самых больших, где уже присутствуют близнецы. Сколько им там? Четыре-пять месяцев? Федора узнаю по ресницам, он на руках у какой-то светленькой девушки, нежно прижимающей его головку к своей щеке и, кажется, безумно счастливой, в противовес Энджи, голова которой расположена у неё же на плече, а лицо выражает скорбную терпимость. Павел, совсем как мальчишка, обнимает Ольгу Викторовну за плечи, но она все равно теряется на его фоне. Петр на руках у Ивана с таким же серьезным выражением лица, как и у деда, отчего их сходство ещё более поразительно. Они — семья, даже не в самые лучшие моменты своей жизни…

Отрываюсь, реагируя на голос Ивана:

— У тебя будет возможность изучить это всё внимательнее, я с удовольствием отвечу на любые твои вопросы, но позже, — перехватывает мою талию и разворачивает по направлению ко всем уже собравшимся в гостиной. — Наш главный гость прибыл и мы можем начинать!

Хочется немного отступить и прикрыть лицо руками, потому что сейчас это как толчок в спину на сцену в свет прожекторов сошедшихся только на тебе. Дыхание перехватывает. Я не боюсь сцены, моя работа практически то же самое, просто в более камерном и, откровенно говоря, специфическом жанре, но сейчас это другое. Сейчас это оценка не специалиста, а лично меня. И даже будучи совершенно уверенной в своём полном принятии, мне все равно страшно. Буквально секунду, потому что ровно через неё, моя спина, а затем и все пространство вокруг становятся окружены плотным защитным полем, тем, что дарит ЕГО близость.

Рука сначала ложится на плечо, а затем спокойным, точным движением обхватывает меня поверх груди, практически достигая пальцами второго плеча. Кажется, лицо тут же заливает румянец, потому что этот жест, на мой взгляд, выглядит ещё более интимным, чем откровенный поцелуй на публику. Все же решаюсь поднять глаза и…

Господи, это же Веровы, даже те, кто вроде бы и номинально нет! Эти искренне счастливые взгляды… Я слышу какой — то шум в груди и спустя мгновение понимаю, что это пошла трещинами и рушится моя защита, так тщательно возводимая год за годом, именно для того, чтобы не открываться, не быть столь уязвимой для душевной, да и для физической боли.

— Ты уже с нами, — шепчет он мне на ухо, не давая отключиться от происходящего вокруг, крепче прижимая меня к себе второй рукой лежащей на талии.

Вокруг всё приходит в движение, не тормозит ни секунды. Паша со Светой, Ольга Викторовна, Энджи с подпрыгивающей от восторга Ингой и сообщающей, что даже собаки у Веровых такие же красивые, и что от них не отвести глаз. Здороваюсь с Женей, в который раз отмечая, что в нем нет ничего от отца, зато очень много от матери, с которой я лично была знакома. Близнецы, в итоге нашедшие общий язык с дочерью на почве любви одинаковых блюд, щедро расставленных на столе. Беседа настолько гармоничная, что я совершенно не чувствую себя чужой, наоборот, вернувшейся в круг близких, родных людей, с которыми по какой-то нелепой причине слишком долго не виделась и соскучилась до такой степени, что боюсь закрыть глаза, чтобы не пропустить ни момента рядом с ними.

Иван, бесспорно являясь центром всего торжества, лишь усиливает данное впечатление, только иногда разрывая контакт между нами.

Чуть сильнее сжимает мою руку, которую держит в своей уже минут пять. Да, держит… Держит так, что я начинаю опасаться вставать со стула, рискуя увидеть влажное пятно на его сиденье.

Эмоции счастья, возбуждения и… страха настолько сильно бурлят в моём мозгу, что когда Ивану с большой неохотой, но все же приходится отвлечься на какой-то важный звонок, переданный через охрану, я, пользуясь моментом, выхожу в холл, накидываю пальто и, уже оказавшись на террасе, жадно втягиваю обжигающий холодом ночной воздух. Он врывается в лёгкие и сквозь них проносится по всем венам, стремительно охлаждая тело и разум, подбрасывая сразу же тонну высококачественного топлива под котел, в котором варится мой страх.

Как его бывшие женщины вообще живут после? Почему-то на ум приходит какое-то тоскливое, бесцветное, жалкое существование… абсолютно лишенное смысла… А после его семьи и ощущения себя её частью? Дрожь болезненной волной прокатывается по всему телу, заставляя сердце сжиматься сильнее, в надежде, что в этот раз его не заденет, и боль обойдёт стороной.

— Я попросил Свету никуда тебя не отпускать. Как ты от неё сбежала? — Иван с лёгкостью разворачивает меня с себе, распахивая полы пальто, и уже ими прикрывая мою спину, при этом подталкивая мою голову своим подбородком так, что она комфортно ложится ему на грудь.

Тепло возвращается. Пламя под котлом гаснет. Страх остывает, покрываясь ледяной корочкой, застывая и окончательно унимаясь.