Читаем Вершины не спят полностью

Великолепный завтрак был омрачен. Казгирей, подозвав Таша, вместе с ним поднялся к себе наверх. Они долго там о чем-то говорили, потом Казгирей вернулся вниз — наступило время уроков, а Таша остался в комнате Казгирея один. Казгирей успокоил его, накормил пряниками и шоколадом, которые были у него в ящике, напоил сладким какао и уложил спать в свою кровать. Все это, конечно, стало известно позже, после уроков, после обеда, к вечеру, когда повеселевший Таша вернулся к товарищам.

В ту ночь Лю и Таша долго перешептывались. Сосруко все не приходил. У самого Сосруко было одно чрезвычайно важное дело, в которое он воздерживался посвящать даже своего постоянного компаньона Лю. Сосруко готовил взрыв: спрятавшись в отдаленных кустах. покрытый к тому же ночной темнотой, делал из консервной банки нечто вроде бомбы. Где-то он достал селитру, подсыпал в нее порох из охотничьих патронов, выпрошенных у охотников, добавил мелких острых камешков; всю эту смесь высыпал в банку, и теперь оставалось только разрешить задачу: каким способом вызвать самый взрыв, что может послужить фитилем для бомбы? Впрочем, назначение взрыва тоже не было ясно Сосруко. Так, на всякий случай… На всякий случай они должны быть готовы ко всему. До самого Жираслана должен дойти слух, что джигиты просвещения из интерната в Бурунах, возглавляемые Казгиреем Матхановым и Сосруко, вооружены до зубов, не так-то просто взять их голыми руками.

Как все изменилось с приходом в школу Казгирея!

Теперь ребята старались не опаздывать к завтраку, быстро строились во дворе, быстро и весело занимали свои места в столовой. Сосруко с загадочным видом, стоя на крыльце, пропускал вереницу будущих джигитов просвещения. Все с нетерпением ждали, что нового скажет Казгирей за завтраком. Это вошло в обычай. Почти каждое утро Казгирей сообщал что-нибудь новое — приглашен новый учитель по арифметике; будут куплены новые, настоящие парты; предполагается всех ребят одеть в униформу; не сегодня-завтра Казгирей начнет разучивать с учениками не только новые марши, но и пьесу для постановки на сцене…

Все это было необыкновенно интересно. И вот сегодня ребята увидели во дворе нового джигита, беседующего с Казгиреем, и справедливо решили, что это и есть новый учитель по арифметике, а раз учителя пригласил Казгирей, то несомненно, он учитель замечательный. Пусть он будет требовательный, но зато он наконец обучит ребят арифметике, и тогда уже никому не удастся обсчитать ни их самих, ни их родителей ни на базаре, ни на мельнице, ни в магазине.

Новый учитель, которого звали Селим, Селим Карданов из Нижнего Баксана, вежливо отказался от завтрака, хотя сегодня опять был вкусный суп с мясом и Матрена уже предчувствовала удовольствие налить Казгирею и новому учителю полные миски. Вероятно, желая щегольнуть перед новым человеком своей стряпней, она с особенной щедростью зачерпнула из кастрюли, когда наливала миску для Казгирея. Следующей шла миска Сосруко. И что же? Ни слова не говоря, Казгирей отдал свою миску силачу Сосруко (может быть, это было и справедливо), а сам взял его миску. Казгирей старался это сделать незаметно, но Сосруко, растерявшись, не сразу сообразил, чего хочет Казгирей, и пробасил:

— Казгирей, ты ошибся, ты оставил мне свою миску, тут же больше мяса.

— Вот и хорошо, — нашелся Казгирей, — тебе, Сосруко, нужно есть больше мяса, если хочешь соревноваться с Любом.

Все кругом рассмеялись. Посмеялся и Селим, новый учитель по арифметике. Он сидел за столом в шапке, согласно старому кабардинскому обычаю. Казгирей, собираясь что-то сказать, запнулся, как бы решая, стоит ли говорить, и, решив, что именно сейчас-то и нужно об этом говорить, извинился перед Селимом и сказал так:

— Это верно, Селим, что у кабардинцев не принято снимать за столом шапку, но нужно помнить, что этот обычай относится еще к тем временам, когда людям всюду грозила опасность. Вот в те времена люди не расставались с оружием даже тогда, когда пахали, даже спали с оружием под головой. К тем временам относится и правило не снимать за столом папаху. — Казгирей улыбнулся. — Тут тебе, Селим, ничего не угрожает, мы все хотим, чтобы ты сразу почувствовал себя здесь спокойно и уверенно. У нас много работы. Мы во многом отстали. К сожалению, нам проще перечислить то, что у нас уже наладилось, чем то, чего у нас еще нет, но должно быть. С будущего учебного года все будет по-другому.

Пока Казгирей говорил, Селим снял папаху и положил ее к себе на колени.

Сообщение о том, что в новом учебном году все будет по-новому, очень заинтересовало всех, но каждый представлял себе это по-своему. Лучше всех представлял себе это Лю, с которым Казгирей говорил об этом не раз, и, должно быть, желая проявить свою действительную просвещенность, Лю неожиданно для самого себя громогласно заявил на всю столовую:

— Да, будет много нового! В будущем году у нас в интернате будут девочки!

Вот так новость! Вот уж чего никто не предполагал! Девочки в интернате!

Перейти на страницу:

Все книги серии Роман-газета

Мадонна с пайковым хлебом
Мадонна с пайковым хлебом

Автобиографический роман писательницы, чья юность выпала на тяжёлые РіРѕРґС‹ Великой Отечественной РІРѕР№РЅС‹. Книга написана замечательным СЂСѓСЃСЃРєРёРј языком, очень искренне и честно.Р' 1941 19-летняя Нина, студентка Бауманки, простившись со СЃРІРѕРёРј мужем, ушедшим на РІРѕР№ну, по совету отца-боевого генерала- отправляется в эвакуацию в Ташкент, к мачехе и брату. Будучи на последних сроках беременности, Нина попадает в самую гущу людской беды; человеческий поток, поднятый РІРѕР№РЅРѕР№, увлекает её РІСЃС' дальше и дальше. Девушке предстоит узнать очень многое, ранее скрытое РѕС' неё СЃРїРѕРєРѕР№РЅРѕР№ и благополучной довоенной жизнью: о том, как РїРѕ-разному живут люди в стране; и насколько отличаются РёС… жизненные ценности и установки. Р

Мария Васильевна Глушко , Мария Глушко

Современные любовные романы / Современная русская и зарубежная проза / Романы

Похожие книги

О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза