Как Сильвию ее мучила неподдельная и вполне понятная ревность. Как Энн она признавала, что Мэтью следовало поступить иначе, но считала, что его поступку есть оправдание. Разрываясь надвое, она опасалась, что ее рассудок в конце концов не выдержит. Утром на второй день она отправила Мэтью записку с просьбой навестить ее днем. А придет Сильвия или нет, неизвестно. Но об этом визите она будет извещена.
Энн оделась в скромное темное платье. Оно ни к чему не обязывало и подходило к случаю. А еще темные цвета были ей особенно к лицу. Зажигать лампы она не велела.
Мэтью явился в темном шерстяном костюме и синем галстуке, его одежда производила в целом впечатление неброской. Энн радушно приветствовала его и усадила лицом к единственному неяркому источнику света в комнате. Сама она выбрала скамью в оконной нише. Сильвия еще не пришла. Может, припозднится, если вообще придет.
Некоторое время они беседовали о погоде. Мэтью считал, что им предстоят затяжные дожди. Энн по своей давней привычке противоречить утверждала, что в воздухе пахнет заморозками.
— Что вы ей сказали? — спросил он.
— Сильвии?.. Да то же самое, что и вы мне, — ответила Энн. — Что вы приехали в Нью-Йорк, чтобы… чтобы взглянуть на нее.
— А что она?
— Заметила, что вы потратили для этого немало времени.
Мэтью обиженно вскинул голову.
— Она считала, что нам вообще не следует встречаться, — пояснил он.
— Хм… — невнятно отозвалась Энн. — Как думаете, какая она? У вас сложилось о ней представление?
— Любопытно, но картина в целом составилась у меня в голове только сейчас, — признался он.
— Только сейчас? Почему?
— Почему-то мне подумалось, что я увижу ее здесь сразу, как только открою дверь, — объяснил Мэтью. — Вы стояли в тени. И в точности соответствовали моим ожиданиям.
— Значит, вы были бы довольны, если бы она походила на меня?
— Да.
Последовала минутная пауза.
— Дядя Эб сделал ошибку, — продолжал Мэтью. — Ему следовало сразу отослать меня. И разрешить время от времени приезжать в гости.
— Хотите сказать, — уточнила Энн, — если бы вы реже видели меня, то прониклись бы ко мне симпатией?
— Именно, — подтвердил он. — То, что находится совсем рядом, мы обычно не замечаем.
— Например, тощую глупую девчонку со скверным цветом лица? — предположила она. — А стоило ли ее замечать?
— Глаза всегда были вашим украшением, — возразил он. — И руки даже в то время казались прекрасными.
— В детстве я иногда плакала, глядя на себя в зеркало, — призналась она. — Только руки меня и утешали.
— Однажды я поцеловал их. В тот момент вы спали, свернувшись клубком в кресле дяди Эба.
— Я не спала.
Она сидела в оконной нише, поджав под себя одну ногу. И совсем не выглядела взрослой.
— Вы всегда считали меня болваном, — напомнил он.
— И меня страшно злило, что у вас не было никаких стремлений и порывов, — подхватила Энн. — Мне хотелось разбудить вас, растормошить, заставить сделать хоть что-нибудь. Если бы я знала, что вы будущий талант…
— Я же намекал вам, — перебил он.
— Само собой, это я во всем виновата.
Он поднялся.
— Как вы думаете, она придет?
Энн тоже встала.
— Неужели она настолько хороша?
— Может, я и преувеличиваю, но не уверен, что смогу теперь работать без нее.
— Вы про нее и не вспоминали, — вспыхнула Энн, — пока мы не поссорились в такси.
— Я часто забываю про нее, — не стал отпираться Мэтью, — пока не случится что-нибудь. И тогда она является ко мне, как явилась в первый вечер шесть лет назад. Видите ли, с тех пор мы, в сущности, живем вместе, — с улыбкой добавил он.
— В стране грез, — уточнила Энн.
— Да, но я считаю, что именно там проходит лучшая часть моей жизни.
— А когда вы не в стране грез? Когда вы просто раздражительный, вздорный сумасброд Мэтью Поул? Как ей быть тогда?
— Смириться и терпеть.
— Нет, это ей не подходит, — возразила Энн. — Она сразу даст вам отпор. Если уж кому и придется «смириться и терпеть», так это вам.
Он попытался оттеснить ее от окна и повернуть к свету, но она упрямо отворачивалась.
— Вы мне осточертели со своей Сильвией! — выпалила она. — Вам давно пора узнать, кто она такая. Она так же вспыльчива и своенравна, ее ничем не вразумить, она всегда стремится настоять на своем, как любая обычная женщина. Только еще похлеще.
Наконец он силой оттащил ее от окна.
— Значит, вы и есть Сильвия.
— Так я и думала, что рано или поздно вы догадаетесь.
Совсем не так она собиралась открыться ему. Она думала, разговор пойдет главным образом о Сильвии. О ней она придерживалась высокого мнения, гораздо выше, чем об Энн Кавана. Если он достоин ее — Сильвии, разумеется, — она с загадочной улыбкой, которая могла бы принадлежать Сильвии, спросила бы: «Итак, что вы хотели ей сказать?»
Но в этот план вмешалась Энн Кавана. Видимо, Мэтью Поула она недолюбливала не так сильно, как полагала. Это выяснилось лишь после его отъезда. Если бы только он проявлял хоть какой-нибудь интерес к Энн Кавана, хоть сколько-нибудь ценил ее! Он ведь умел быть добрым и внимательным, но на свой, покровительственный манер. Но даже это не имело бы значения, если бы его чувству превосходства нашлось хоть какое-нибудь оправдание.