Весь Эдгар Берроуз в одном томе

В самом деле, Тарзан никогда не убивал ради удовольствия и не находил удовольствия в убийстве. Он любил только радость честного боя — экстаз победы. Любил и охоту для добывания пищи, при которой он состязался с другими в ловкости и умении. Но выйти из города, где пищи вдоволь, с тем чтобы убить хорошенькую газель с нежными глазами, — это по жестокости хуже предумышленного и хладнокровного убийства человека. Тарзан не стал бы этого делать, а потому он охотился один, чтобы не было свидетелей его уловок.

Однажды, потому, вероятно, что он был один, он едва не лишился жизни. Он ехал медленно небольшим оврагом, когда за спиной раздался выстрел, и пуля пронзила его пробковый шлем. Хотя он сразу повернул и галопом выскочил на край оврага, никаких следов неприятеля не было видно, и до самого Бу-Саада он не встретил ни живой души.

— Да, — размышлял он, вспоминая этот случай. — Ольга, конечно, зря выбросила свои двадцать тысяч. В этот вечер он обедал у капитана Жерара.

— Охота не очень удачна теперь? — спросил один офицер.

— Да, — отвечал Тарзан. — Дичь здесь боязлива, да я и не большой любитель охотиться на птицу и на антилоп. Я думаю перебраться южнее и попытать счастья с вашими алжирскими львами.

— Прекрасно! — воскликнул капитан. — Мы выступаем завтра в Джельфу. Мы будем вам попутчиками по крайней мере до тех пор. Лейтенант Жернуа и я получили приказ обследовать один из южных округов, где хозяйничают грабители. Быть может, нам удастся вместе поохотиться на льва — как знать?

Тарзан был очень обрадован и не замедлил сказать это; но капитан сильно изумился бы, если бы знал подлинную причину радости Тарзана. Жернуа сидел против человека-обезьяны. Ему, видимо, совсем не понравилось предложение капитана.

— Охота на львов покажется вам более интересной, конечно, — продолжал капитан Жерар, — чем охота на газелей, но… и более опасной.

— Иногда и охота на газелей бывает не безопасна, — возразил Тарзан. — В особенности, если едешь один. Мне пришлось в этом убедиться сегодня. И я нашёл при этом, что газель, пожалуй, самое робкое животное, но зато не самое трусливое.

При этих словах он как бы случайно скользнул взглядом по Жернуа, ему не хотелось, чтобы тот догадался, что его подозревают, что за ним следят; но, с другой стороны, по тому впечатлению, какое это замечание произвело бы на него, можно было бы судить, имеет он отношение к случившемуся или нет. Тарзан увидел, как темно-красная волна медленно поползла от шеи к лицу Жернуа. Он был удовлетворён и быстро переменил тему.

Когда отряд выехал на другой день из Бу-Саада, направляясь на юг, в хвосте отряда ехало шесть арабов.

На вопрос Тарзана, Жерар объяснил, что арабы не принадлежат к отряду, а только сопровождают его для компании.

Тарзан за время своего пребывания в Алжире успел достаточно узнать арабов, которые склонны скорее избегать общества чужестранца, в особенности французских солдат. Такое объяснение показалось ему сомнительным, и он решил зорко следить за маленькой группой, сопровождавшей отряд на расстоянии примерно четверти мили. Но арабы не приближались даже во время привалов, и ему не удалось внимательней присмотреться к ним.

Он давно уже убедился, что его преследуют наемные убийцы, и ничуть не сомневался, что виной всему Роков. Мстил ли он за прежние случаи, когда Тарзан разрушал его планы и унижал его, или же он имел какое-нибудь отношение к делу Жернуа, — этого пока Тарзан не мог решить.

Во втором случае, а это казалось весьма правдоподобным, ему придётся иметь дело с двумя сильными противниками, а в диких пустынях Алжира, куда они направлялись, нетрудно найти случай, чтобы, спокойно и не привлекая внимания, отделаться от опасного врага.

Простояв в Джельфе два дня, отряд отправился на юго-запад, откуда были получены известия, что грабители нападают на племена, живущие у подножья гор.

Группа арабов, провожавших отряд из Бу-Саада, внезапно исчезла в тот вечер, когда был дан приказ о выступлении утром из Джельфы.

Тарзан расспрашивал кое-кого из солдат, но никто не мог ему сказать, почему они ушли и в каком направлении. Все это ему не нравилось, в особенности из-за того, что он видел, как один из них разговаривал с Жернуа спустя полчаса после того, как капитан Жерар распорядился о перемене маршрута. Только Жернуа и Тарзан знали новое направление. Солдат же просто предупредили, что лагерь должен свернуться рано утром. Тарзан задавал себе вопрос, не сообщил ли Жернуа арабам, куда они направляются.

Вечером в первый день перехода отряд расположился лагерем в небольшом оазисе, где стоял «дуар» того шейха, у которого грабили скот и убивали пастухов. Арабы вышли из своих палаток из козьих шкур и окружили солдат, задавая им всевозможные вопросы на туземном наречии, так как и солдаты в большинстве были туземцы. Тарзан, при помощи Абдула уже накопивший порядочный запас арабских слов, расспросил одного из молодых арабов, сопровождавших шейха, в то время как шейх выражал свои чувства уважения капитану Жерару.