Доктора выбирают со всей тщательностью. Он не должен знать ни планировки дома, ни Жозефины. Мадам проводит его к телу Каролины. Доктор совершенно правильно устанавливает причину смерти и подписывает сертификат. Осталось только отвезти ночью тело няни обратно, и работа окончена.
Несколько секунд в кабинете прокурора стояла тишина. Затем прокурор, не отрывая глаз от ножа для разрезания бумаги, спросил:
— Почему вы подумали о Каролине?
— Это логично. Доктор не мог осматривать тело Жозефины Круазье. Значит, он осматривал чье-то другое тело. Я купил вчерашнюю газету и прочел список умерших. Я был уверен, что найду хотя бы одну старуху. Я нашел ее. А когда узнал о связи ее с семейством Делижаров, дело было, считайте, закончено. Ее соседи подтвердят, что видели, как туда несколько раз приезжала машина. Они, правда, ничего не заподозрили, ибо знали, что в последнее время бывшие хозяева Каролины часто ее навещали. Может быть, это единственный добрый поступок Филиппа Делижара.
Хлопнув ножом по столу, прокурор резко спросил:
— Вы признаете себя виновным, Филипп Делижар?
— Я буду отвечать только в присутствии своего адвоката.
Традиционная формула… Он попытался встать, но зашатался. Мегрэ пришлось принести ему стакан воды.
Вскрытие тела Жозефины Круазье показало, что сердце ее было в отличном состоянии и что ее сначала пытались задушить шнурком от корсета, а затем — она сопротивлялась — добили двумя ударами ножа в спину.
— Я вынужден поблагодарить вас, — признался прокурор с кривой успешкой. — Вы в самом деле звезда того же масштаба, что и ваша слава. Однако я хочу сказать, что методы, которыми вы пользуетесь, в небольшом городе неприемлемы.
— Это значит, что мне бы здесь долго не продержаться?
— Я хотел уведомить вас…
— Спасибо.
— Но.
— Мне и самому здесь не очень нравится. Меня в Париже жена уже заждалась. Единственное, на что я надеюсь, так это на то, что канские присяжные не настолько ослеплены роскошью особняка этого мерзавца Филиппа, чтобы забыть потребовать для него смертной казни.
В подвалах отеля Мажестик
Глава 1
Лопнувшая шина
Стукнула дверца машины. Так всегда начиналось утро. Мотор продолжал гудеть. Вероятно, Шарлотта прощалась за руку с шофером. Затем такси отъехало. Шаги на крыльце. Скрежет ключа. Щелкнул выключатель.
В кухне чиркнули спичкой, и под конфоркой плиты с шипением вспыхнул газ.
Медленно, тяжелым шагом — недаром всю ночь пришлось провести на ногах — Шарлотта поднялась по новым, еще не стершимся ступеням лестницы. Бесшумно вошла в спальню. Опять щелкнул выключатель. Зажглась лампочка, прикрытая вместо абажура розовым платком с деревянными шариками по углам.
Проспер Донж все не открывал глаза. Шарлотта разделась перед зеркальным шкафом, рассматривая свое отражение. Сняв пояс и лифчик, она вздохнула с облегчением. У нее были розовые пышные телеса, как у рубенсовских моделей, но она всегда отчаянно затягивалась. Раздевшись догола, она принялась растирать свои толстые бока, где остались красные следы.
У Шарлотты была весьма неприятная манера: забираясь на кровать, она сначала становилась коленями на край матраца, и вся постель перегибалась в ее сторону.
— Пора тебе, Проспер!
Он поднимался, а Шарлотта живо залезала на его место в нагревшуюся впадинку тюфяка и, натянув одеяло до самых глаз, застывала неподвижно.
— Идет дождь? — спросил он, открывая кран в умывальнике.
Шарлотта что-то буркнула в ответ. Но, в сущности, вопрос не имел большого значения. Хуже было то, что вода для бритья текла ледяная. Неподалеку с грохотом пробегали поезда.
Проспер Донж торопливо оделся. Шарлотта время от времени уныло вздыхала, потому что не могла уснуть при свете. Когда Проспер уже взялся за скобку двери, а другую руку протянул к выключателю, послышался ее сонный голос:
— Не забудь зайти сделать взнос за приемник.
Кофе, поставленный на конфорку газовой плиты, был горячим, слишком горячим. Проспер выпил его стоя, не присаживаясь к столу. Потом машинально, как всякий, кто привык в один и тот же час делать одни и те же движения, обмотал вокруг шеи вязаный шарф, надел пальто и фуражку.
Наконец он вывел на улицу велосипед, стоявший в коридоре.
Как всегда в этот час, на него пахнуло холодной сыростью; тротуары казались мокрыми, хотя дождя не было, и для людей, спавших за закрытыми ставнями, день обещал быть солнечным и теплым.
Улица, окаймленная маленькими домиками с маленькими садиками, спускалась по крутому склону. Между деревьями мелькали где-то внизу, точно в пропасти, огни Парижа.
Ночь уже прошла. Утро еще не наступило. Кругом была сиреневая мгла. Кое-где уже светились окна. Перед опущенным железнодорожным шлагбаумом Проспер Донж притормозил велосипед и провел его через боковой проход.
За мостом Сен-Клу он повернул налево. Буксирный пароходик, тащивший за собой длинную цепочку барж, гудел изо всей мочи, требуя, чтобы ему открыли шлюз.
Булонский лес… Озера, в которых отражалось уже побледневшее небо, пробуждавшиеся лебеди…