Нередко задумывался Сергей Миронович, отчего это происходит. Может быть, знаменитый ученый не верит в силы большевиков, как не верил когда-то в эти силы слепой бакинский инженер Потоцкий? Но, встречаясь с Ферсманом то в Академии наук, то на каком-нибудь совещании в Смольном, Киров понял — дело совсем не в неверии. Ему стало ясно, что Александр Евгеньевич замкнулся в себе и бережет от посторонних секреты своих исследований совсем по иной причине, В стране строились металлургические гиганты, автомобильные и тракторные заводы, организовывались колхозы в деревне. Для разработок северных недр нужны огромные средства, а их и так не хватает. Если же ограничиться какими-нибудь скромными суммами, снарядить экспедицию в суровую полярную тундру кое-как, то кончится дело неудачей. А Ферсман был горд и дорожил своей репутацией.
Неисследованный, угрюмый северный край был кладовой несметных сокровищ. В книге великого русского ученого Михаила Васильевича Ломоносова нашел Сергей Миронович как-то такие слова: «По многим доказательствам заключаю, что и в северных земных недрах пространно и богато царствует натура, и искать оных сокровищ некому!»
Оторвав задумчивый взгляд от книги, Сергей Миронович тогда подумал: «Да, в ваше время, Михайло Васильевич, и впрямь некому было искать те сокровища. А мы, в наше советское время, найдем!..»
И вот он приехал к Ферсману. Жена Александра Евгеньевича приготовила горячий крепкий чай, без которого ученый во время работы никогда не обходился. Но сейчас чай в стаканах оставался нетронутым. Киров и Ферсман склонились над картами, которые академик расстелил на столе. Увлекшись, он рассказывал о богатствах неисследованного Кольского полуострова, Хибин, мертвой северной тундры.
— Чего только не находили в Хибинах геологи!.. И нефелин, и магний, и кальций, и фосфорит. Есть там и медь, и гипс, и молибден. Даже серебро находили. Но, конечно, самое главное богатство — это апатиты…
Долго в то утро беседовали два человека — прославленный ученый и руководитель большевиков Ленинграда.
— Как вы думаете, Александр Евгеньевич, — спросил Киров, — сколько денег потребуется, чтобы снарядить в Хибины экспедицию?
Ученый задумался. Потом нерешительно, почти уверенный, что Киров только рукой махнет, услышав цифру, назвал сумму.
— Хорошо, — сказал Киров, кивнув. — Попробуем обратиться к Центральному Комитету. Я уверен — деньги нам дадут.
У Ферсмана румянцем вспыхнуло лицо.
— Если это произойдет… Если только это случится…
— Знаю, знаю, Александр Евгеньевич, — тепло улыбнувшись, сказал Сергей Миронович. — Ведь это заветная ваша мечта.
— Как же вы узнали? — спросил пораженный академик.
— Да тут вовсе и не надо быть волшебником! — засмеялся Киров. — Я видел, как сияли ваши глаза, когда вы рассказывали о Хибинах.
Прошло немного времени, и Сергей Миронович добился, чтобы на Кольский полуостров, в суровые Хибинские горы, в край непуганых птиц и холодных озер была послана первая экспедиция разведчиков-геологов. В извечно мертвой земле, скованной лютой стужей, они продолбили пробную шахту. А вскоре на стол в кабинете Кирова в Смольном лег зеленоватый, в тонких прожилках минерал: хибинский чудо-камень апатит.
Как нужен был стране этот простой с виду камешек!.. И Киров начал торопить плановиков-экономистов, архитекторов, инженеров и техников на ленинградских заводах. Надо было точно подсчитать, сколько потребуется денег на строительство нового города в Хибинских горах, на прокладку железной дороги. Надо было поскорее изготовить чертежи домов и фабричных корпусов. Надо было сделать оборудование для рудников и шахт, для обогатительной фабрики, собрать турбины для самой северной в стране электростанции, которую Сергей Миронович предложил построить на быстрой речке Ниве…
В декабре 1929 года все расчеты были готовы. По вечерам на Невском проспекте загорались веселые огни. Толпы людей, оживленных, веселых, спешили по магазинам, готовясь встретить Новый год. А Сергей Миронович собирался в далекий путь.
Поздним вечером, под Новый год, оленья упряжка мчала троих путников от маленького, заметенного снегом железнодорожного разъезда Белый на север, в Хибины. Завывала вьюга. Тоненько пели полозья нарт. Путники молчали. Попробуй-ка поговори, если мороз за пятьдесят…