Весёлые и грустные истории из жизни Карамана Кантеладзе

— Почему же, если у тебя есть к этому способности, пожалуйста, — бодро бросил мне бородач, — вот скажу начальству, он посмотрит, попробует, понравишься ему — примет тебя. А вообще-то ты играть на чём-нибудь можешь?

— На чонгури немного умею.

— Ну чонгури здесь ни к чему.

Я уже представил себе, как машу в воздухе маленькой палкой, а другие играют и поют. Потом вдруг почему-то засомневался, а платят ли за это. Что-то уж очень лёгкое это занятие.

— Этому человеку, который палкой размахивает, тоже деньги платят? — спросил я у рыжебородого.

— Ещё бы, ему больше всех платят.

Тут я уже не мог сдержать охвативших меня чувств.

— Мне кажется вот это как раз по мне, это дело мне очень даже подойдёт, — я показал на стоявшего на ящике человека.

— Что именно?

— Да вон, махать палкой, как этот Ласточкин хвост по сторонам размахивает. Да я же только для этого и рождён. Подумать только, такая крохотулька и маши ею, сколько вздумается. Я девять лет подряд без устали этим прутиком махать буду — не устану нисколечко. Дядечка, миленький, веди меня к начальнику, скорей, дядечка, родной, только побойся бога, в последний раз скажи, не обманывай, и вправду за это деньги платят?

Рыжебородый вдруг весь затрясся от смеха. Он гоготал так, что даже Ласточкин хвост услышал и грозно сверкнул глазами:

— Ты что, Андрия, забыл где находишься!

Но Андрия не унимался, он подбежал к Ласточкиному хвосту и зашептал ему что-то на ухо, тот схватился за голову. Тут поднялся такой смех, что стены задрожали. Я понял, что произошло что-то непоправимое, и, не помня себя от страха и смущения, пустился наутёк. А вслед мне нёсся оглушительный хохот.

Гроб разбитой мечты и собачья игра

На улице меня остановил большеглазый человек с густыми лохматыми бровями. Одет он был в куладжу, в руках держал длинные янтарные чётки и медленно перебирал их на ходу.

— Ты рачинец? — обратился он вдруг ко мне.

— Да, батоно, — бросил я ему тоже на ходу.

— Работу ищешь?

— Да.

— На свирели играть умеешь?

— Нет!

— А плотничать, камни тесать тоже не умеешь?

— Нет, батоно!

— Какой же ты рачинец?! Рачинец к мастерку и молотку сызмальства, как к своим пяти пальцам, привычен, а о тонэ и кастрюльном деле и говорить нечего. А ты откуда такой взялся, никакому ремеслу не обучен?

Что мне было ответить, я словно к месту прирос, рот разинул.

— Что смотришь, так и будешь стоять с разинутым ртом! Ну иди, иди себе с богом, может, на какой улице и не хватает такого ротозея, а мне ты не нужен, мне каменщика подавай! — и ушёл.

А я так и остался стоять, ни звука не смог произнести. Когда человек в куладже спросил, не ищу ли я работы, в сердце моём зажёгся огонёк надежды. Может, и впрямь, наперекор дурному глазу несчастного Кечошки, ждёт меня удача? Но огонёк этот быстро испепелил мою надежду и так же быстро погас. Печально побрёл я жаркой улицей. Раскалённая мостовая немилосердно жгла подошвы.

Эх, думал я, благословенна родная моя Сакивара, там хоть босым пройтись можно, идёшь себе, мягко так ступаешь, а в городе каменные мостовые измолотили, изодрали мне все ступни. Да, в городе многое из камня. Сердца людей тоже будто каменные, холодные, жестокие. Брожу я, брожу по улицам, ищу себе подходящее дело, что-нибудь полегче, а то камни таскать — увольте! Надоели мне камни да каменные глыбы. Мало того, что в Кутаиси, таская их, сломал себе спину, так нет же, ещё и в Тбилиси таскай, убиться что ли из-за этих проклятых прикажете? Положить себе безвременно на сердце большущий камень! А впрочем, если я здесь и помру, некому даже и за упокой души помолиться. Наверное, и могилы не удостоят. Кому до Карамана дело!

На углу улицы прямо на меня налетела девушка в белом платье. Остановилась. Взглянула, уставилась на меня в изумлении и вдруг заулыбалась. Я тоже улыбнулся в ответ, — за это денег не берут. А девушка не больше, не меньше, бросилась мне на шею, обняла и ну целовать. Улыбка на моём лице так и застыла. Тут девушка снова поглядела на меня и говорит ласково так:

— Когда же это ты, родимый, приехал, почему молчишь. Тётушка ничего мне не передавала?

— Какая ещё тётушка? — вытаращился я на неё.

— Как какая? — видя моё замешательство, девушка тоже смутилась. Потом спрашивает:

— Разве ты не Вануа Тандилашвили?

Я сначала было хотел солгать, да мол, потом подумал, что враньё до хорошего не доведёт, и сказал:

— Нет, генацвале, Караман я, Караман Кантеладзе.

— Ой, глупая моя голова! — Девушка зарделась, как малина, и в смущении бросилась бежать от меня.

Ну, словом, что тут долго рассказывать. Кто-то принял меня за родственника да наградил поцелуем. А жаль, что всё так быстро кончилось! Хороша была девушка, и сладок поцелуй! Щека у меня горела, и я долго провожал её взглядом, пока она совсем не скрылась из виду, и всё думал, может, хоть разок оглянется, но девушка не оглянулась.