Весенная пора

В это время появилась старуха Анна. Она стащила с головы Михаила шапку, что было весьма нелегко, так как голова ее едва достигала груди сына, сняла с него кушак и, подталкивая его в спину и слегка подстегивая кончиком кушака, сказала:

— Помирись, Михаил! Я скоро умру. Как я приду к богу, оставив на земле своих родных детей в ссоре? Как?! Скоро, скоро уйду к нему на суд, я знаю. И без того у меня вместе с вашим жадным отцом, должно быть, накопилось много грехов… Ну, Михаил, слышишь?!

Хотя Михаил и расчувствовался от слов матери, словно ребенок, однако, не поднимая головы, пробормотал:

— Не помирюсь… И угощения не приму… Он… Я в большой обиде на него… Возгордился он своим богатством, перестал уважать меня, умничает: «Зачем, говорит, тебе много детей, раз ты беден!..» Проехал мимо на коне и даже слова не сказал.

— Выпей, помиримся, — переминался с ноги на ногу Григорий, с чашкой и бутылкой в руках. — Прости меня, убай…

— Помиритесь, пока не отстегала я вас обоих как следует! — кричала старуха слабым голосом на сыновей-великанов.

Никита не выдержал, выскочил из юрты и пустился бегом домой.

— Ну что, помирились? — встретила мальчика Харитина.

— Старуха Аннушка побила Михаила. Собирается побить обоих.

— Пшел вон, дурак!

Никита даже не понял, в чем он провинился.

Дня через четыре умерла старая Аннушка.

Когда выносили старуху, Михаил, пожилой уже человек, как-то по-детски сиротливо протянул: «Мама!» — и подавился слезами.

— Ай-ай-ай! В таких-то летах о матери горевать! — рассмеялся Григорий — бедный сирота.

Младший брат Роман покачал головой, презрительно улыбаясь слабости Михаила.

И все три брата подняли на руки гроб матери, чтобы нести его в церковь, за шесть верст от дома. Старик отец равнодушно открыл перед ними ворота, будто выносили они ненужную в хозяйстве вещь, и вернулся в юрту.

Старик был совершенно безучастен, он даже не сказал ни одного теплого слова о покойнице жене…

Так и прожила добрая мать всю свою долгую жизнь бессловесной рабой этого человека.

Через несколько дней после смерти Анны выпал обильный снег. Старик возился на дворе. Он собирался пойти на кладбище, чтобы очистить от снега могилу своей старухи, но вдруг рассвирепел, вошел в юрту, бросил на нары шапку и рукавицы и закричал:

— Ах, вы, собаки! Так-то вы за скотом смотрите! Эта косолапая слепуха телок без присмотра пустила к проруби! Она это нарочно сделала, чтобы съесть их. Только и знают, что объедать меня!

На беду, старуха Варвара оказалась в хотоне поблизости:

— Много ли я твоего съела? А на чем твое богатство держится, если не на таких батрачках, как я?!

Старуха влетела в избу, однако вековой своей грани-: цы не переступила, а остановилась возле камелька.

Старик стоявший в правой половине юрты, заскрежетал губами и ринулся с поднятыми кулаками на Варвару:

— Что ты сказала? Если чужие люди через тебя богатеют, то почему же ты сама всю жизнь нищая? Посмей-ка еще раз!..

— Попробуй, ударь! Я тебе ребра переломаю!

Варвара скривила рот, вся сжалась, левой рукой схватила старика за тощую грудь, а правый кулак отвела назад, собираясь нанести противнику удар. Она была в этот момент похожа на натянутый лук, готовый послать смертельную стрелу. Старик быстро опустил поднятую руку и, не зная, как выйти из беды, не показав испуга, переминался с ноги на ногу.

Откуда-то прибежала встревоженная Марина и стала умолять обоих прекратить драку. Она подталкивала Варвару в хотон, а старика в правую половину юрты. Опомнившись, старик стал выкрикивать какие-то ругательства и делать вид, будто рвется к старухе. Потом он взял с нар рукавицы и шапку и, громко ругаясь, вышел из юрты.

Кончив сгребать снег во дворе, старик вернулся в юрту и молча сел пить чай перед уходом на могилу жены.

Дочери Романа Егорова — черноглазая бойкая Дая, ровесница Никиты, и круглолицая робкая Люба, ровесница Алексея, а также сами Никита и Алексей, подобрав ноги, кучей сидели на нарах. Они очень боялись старика, особенно когда тот бывал не в духе. Когда кто-нибудь из них шумел, остальные подталкивали нарушителя порядка локтем и тревожно шептали:

— Если дед рассердится, то из-за тебя.

Наконец старик кончил чаепитие, надел шубу и пробормотал:

— Пойду-ка я к ней!

Никите не сиделось на месте. Как только старик выйдет, начнется игра: Никита будет собакой, а остальные ребята зайцами, он будет их ловить. Поэтому мальчик уже сейчас тихо рычал по-собачьи и страшно ворочал глазами.

Старик надел шапку с наушниками, натянул огромные рукавицы и направился к двери. Втянув головы в плечи и набрав полный рот воздуха, чтобы не дохнуть, дети воровски начали сползать с нар. Но старик вдруг остановился в дверях, поднес рукавицу к единственному глазу, пошевеливая большим пальцем, осмотрел ее и с негодованием сказал:

— Уродка! Не починила рукавицу, поленилась, а сама ушла. Обрадовалась, что умерла, освободилась от меня. Стану я еще снег убирать с ее могилы! Пусть так лежит, лентяйка!..

Старик разделся и повесил одежду. Сняв рубаху, он сел перед камельком, спиной к огню, и принялся почесывать шею.