Весенная пора

— Вот урод, да какой еще злой! Так бы и раздавил ногой, если б мог! Надо помереть до того, как он подрастет, а то убьет, пожалуй, раздавит, как лягушку. — Старуха с трудом поднялась, опираясь обеими ладонями о колени, и, направляясь умываться, добавила: — У меня там в санях две оленьи кожи. Пусть ваша батрачка, прекрасная мать этого грозного мальчика, выделает мне их на замшу и принесет в то воскресенье, Я еще дам ей два аршина ситца на рубашку ее сыну. Кому же охота умирать…

Всю неделю по ночам выделывала Федосья оленьи кожи и в следующее воскресенье, взяв с собой Никиту, пошла к Сыгаевым в Эргиттэ. Пришли они вечером. Князя не было дома, старуха лежала пьяная. Широкую кровать передвинули к камельку, и она каталась там на мягких перинах. У ног ее сидела пожилая одноглазая батрачка и чесала ей пятки. Старуха время от времени высоко поднимала то одну, то другую ногу, водила ею по лицу и шее батрачки и беспрерывно что-то говорила. Иногда она останавливалась и громко хохотала.

Вдруг резким движением ноги Сыгаиха пнула батрачку в лицо и крикнула:

— Пошла вон, кривая чертовка!

Батрачка скрылась, а старуха, с трудом усевшись на кровати, безумными глазами оглядела комнату, потом, посмотрев в сторону закрытой двери в соседнюю комнату, умоляющим голосом позвала:

— Анчик, милая, подойди-ка ты к своей глупой, дурной матери. Подойди, голубушка моя любимая, не брезгай своей дрянной матерью…

Из комнаты неслышно вышла и остановилась в дверях высокая девушка с большими, мечтательными карими глазами и длинной русой косой.

Старуха молча уставилась на дочь. Потом, нервно засмеявшись, спросила:

— Ты жива еще, милая?

Румянец с лица девушки стал постепенно сходить, тонкие губы ее задрожали, и она прошептала чуть слышно:

— Жива, мама…

— Не умерла еще?!

— Нет еще…

— А почему не умираешь?!

Девушка молчала. Она все ниже опускала свою прекрасную голову, потом закрыла ладонью глаза, и плечи ее затряслись.

— Почему не умираешь? — закричала старуха и начала сыпать похабными словами.

Вытерев глаза ладонью, дочь резко выпрямилась и уставилась на мать немигающим, мстительным взглядом.

— Увижу ли я тебя мертвой, удавленной… — вот так. чтобы твой синий язык на грудь свисал?! Ох, порадовалась бы я, ох и посмеялась бы!

И старуха истерически захохотала, потом вдруг оборвав свой дикий хохот, удивленно оглядела избу и необычайно мягким голосом позвала:

— Иди, милая, сюда… Иди, Анчик, иди, дочка.

Девушка, словно решившись на все, стремительна подошла к матери.

Старуха чрезвычайно ловко схватила ее за подол платья, притянула к себе и начала колотить безжизненно поникшую Анчик по лицу, приговаривая при этом.

— Бедняжка, княжеская любимая дочь, упала в об морок… Упала замертво… Умерла, несчастная красавица, от руки своей матери-уродки!..

Потом она бросила девушку на пол лицом вниз пнула ее несколько раз ногой в спину и, хохоча, снова повалилась на кровать. Девушка не сразу встала и медленно, как бы нехотя, ушла в другую комнату.

— Анчик… Милую Анчик… — в ужасе шептали люди.

Старуха лежала, тяжело дыша, не двигаясь, — казалось, она задремала. Но вдруг, словно что-то вспомнив, подняла свою взлохмаченную голову и крикнула:

— Эй, Семен!.. Семен!

— Я здесь, барыня! — раздался веселый мальчишеский голос, и тут же из-за огромной печи выскочил парень лет пятнадцати. За ним высунулась растрепанная голова кривой Марфы.

— Семен! Ты жив? — изумленно спросила барыня.

— Жив! — охотно ответил Семен, на мгновение молодцевато скосив глаза в сторону Марфы.

В черных глазах Семена светились насмешливые огоньки и почти веселая настороженность маленького шустрого зверька.

— Жив ты? — переспросила пьяная барыня еще более удивленно.

— Жив, жив, матушка!

— А почему жив?

— А потому, что не умер.

— А почему не умер?

— А потому, что жив.

Так, забрасывая парня короткими вопросами, старуха медленно протягивала к нему руки. Юноша с большой услужливостью наклонился. Запустив все десять пальцев в черные густые волосы Семена, старуха начала трясти его. Парень не только не сопротивлялся, а так ловко кивал и мотал головой в такт движениям рук старухи, что почти не пострадал, но зато быстро измотал и утомил барыню. Держась одной рукой за волосы парня, старуха утомленно опустилась на подушки. Немного отдышавшись, она снова приподняла голову и чрезвычайно мягко проговорила:

— А теперь давай посмотрим на твое прекрасное лицо, Семен!

— Давай! — охотно согласился Семен.

Он облокотился на круглый столик, стоявший перед постелью, спокойно подпер голову ладонями и, улыбаясь, глядел на свою хозяйку.

Неуклюже ворочая свое массивное тело, старуха уселась, взяла со стола горящую свечу и стала внимательно рассматривать лицо, глаза и уши парня. А тот все глядел на нее и улыбался. Но в то самое мгновение, когда рука старухи с горящей свечой дернулась к лицу Семена, парень ловким движением головы потушил свечу и весело сказал:

— Погасла! Ты осторожнее подноси!