Весенная пора

Никита почему-то на цыпочках подкрался к саням, тихо вытянул свой узелок с книгами и, будто прячась от чего-то страшного, попятился к воротам. Очутившись на улице, мальчик сорвался с места и помчался домой, в Глухое, к своей семье, к дорогим своим соседям*

…Не часто в жизни бывает столько радости, сколько испытали обитатели бедной юрты, когда вернулся Никита.

Только на другой день Егордан с легким упреком в голосе проговорил:

— Может, если бы ты все-таки вошел в избу к Григорию, он бы завещал тебе обещанного жеребенка. Вот так мы сами и проходим мимо своего счастья.

Но сейчас в сердце Никиты не оставалось места для жеребенка, о котором он когда-то так горячо мечтал, и потому мальчик весьма равнодушно отнесся к своему промаху.

Через некоторое время Григорий умер. Никиту позвали читать псалтырь вместе со старшим сыном Григория — флегматичным Андреем. Никита сперва наотрез отказался. Посланный за ним Найын, батрак Романа, очень упрашивал Никиту, — видимо, он дал слово хозяину привести мальчика. Но из этого ничего не вышло.

После него явился сам Роман. Ему Никита отказал с еще большим удовольствием.

— Ведь ты сам всю дорогу говорил, что я судар-ский, — заявил он Роману. — А сударские в бога не верят.

Потом пришел любимец Никиты, бедный брат Егоровых Михаил. Он со слезами просил мальчика читать псалтырь над покойником. Стали просить Никиту и отец с матерью, и пришлось ему с тяжелым сердцем идти за Михаилом…

Ох, как страшна ночь своей жуткой тишиной. Будь это зимой, дом был бы полон людьми. А сейчас все спят вне дома. Никита, сам того не замечая, оказывается вдруг далеко от покойника, у дверей. Тогда он робко приближается к своему месту, искоса поглядывает на мертвого, и ему кажется, что Григорий тихо дышит, что под белым саваном грудь его то подымается, то опускается. Вот-вот Григорий взмахнет руками и весело скажет: «Дурачок, еще псалтырь читает!» — и звонко засмеется, как это бывало с ним при жизни. От страха мальчик начинает читать еще громче.

Говорят, что псалтырь указывает душе покойника путь в рай. Никита не может вникнуть в то, что он читает, но видит, как тянутся к небу дороги и тропинки, — они идут по ущельям каменных гор, по травянистым речкам, по тайге, одни поднимаются все выше и выше— в рай, а другие спускаются все ниже и ниже — в ад. А он, Никита, путаясь в этом страшном лабиринте, пытается указать Григорию его настоящий путь к богу.

Если Никита прочтет хоть одно слово неправильно, то покойник будет мучиться… А когда Никита читает слишком громко, ему кажется, что он покрикивает на Григория и тот, словно обидевшись, хмурится и губы его сердито надуваются. И, жалея его, Никита начинает читать тихо и мелодично… Со звоном вьется над ухом комар…

Наконец восточная сторона неба стала светлеть. Потом она порозовела. Против открытого окна на изгородь села трясогузка, покачивая длинным и прямым хвостом. Она попрыгала на месте, поворачиваясь то грудкой, то боком, и, тревожно вздрогнув, спросила: «Чего? Чего? Чэ-чэ?» И вдруг первые лучи солнца упали на скрещенные желтые руки Григория. Рассеялась, разлетелась ночная жуть.

Кто-то вошел в избу. Никита повернул голову к двери и даже перестал читать. Там стоял Михаил Егоров.

Он держал в руках картуз, полный подснежников. Неслышными шагами подошел он к покойнику, положил картуз рядом на стол и стал по одному вынимать подснежники и бережно расправлять лепестки. Высокий пожилой человек с коротко остриженными седеющими волосами неловко разбирал нежные лепестки цветка своими большими, огрубевшими в тяжелом крестьянском труде пальцами. Его простое и суровое лицо честного человека, казалось, стало моложе и добрее.

Зачарованно глядел на него Никита, позабыв о псалтыре и о самом покойнике.

Несколько цветков Михаил отложил в сторону — видно, забраковал. Потом он осторожно разложил цветы вокруг лица покойника. И лицо Григория, обрамленное венцом из живых цветов, будто вдруг ожило. Михаил постоял, глядя на брата, потом тихо сказал:

— Приносил я ему перед его кончиной подснежники. Сильно обрадовался тогда он и сказал: «Расцвели уже?.. Побольше нарви, когда помру, и положи вокруг лица, ладно?» Ну вот… — Он поцеловал брата и, медленно отходя, прикрыл рукой глаза и затрясся в беззвучном рыдании.

Человека, который плачет, считают слабым. Но не всегда это так. Сердце, которое не плачет от печали и не смеется от радости, — оно как сгнившее полено, которое не горит, не дает тепла и света…

Григория похоронили в церковной ограде.

Вскоре Роман Егоров стал законным опекуном своего несовершеннолетнего племянника и неимоверно разбогател. Он выделил Харитине трех коров и двух лошадей, ровно столько, сколько она когда-то получила в приданое от своих родителей, и отвез ее в Нагыл, к родным.