Весенная пора

По долине пробежал ветерок. Значит, скоро рассвет. Не свалила бы только предутренняя дремота!.. А к вое-ходу солнца будет сладко манить к себе снег, коварно прикинувшись мягкой периной. Нет, надо выдержать! Грохнуть по тайге выстрелом, крикнуть во все горло, укусить палец — что угодно, но выдержать!

Тонкие, упругие охотничьи лыжи мягко скользили по снегу среди низкорослого кустарника и будто сами обходили неровности и препятствия.

…Вот выстроилось большое конное войско русских красноармейцев. Васёк объезжает строй, держа руку у козырька, и вдруг, ясно улыбнувшись, громко говорит: «Кэбис, догор!..»

Егор вздрогнул, пришел в себя и увидел, что идет мимо развороченных коряг…

…На многолюдном митинге горячо выступает Афанас Матвеев. Семен Трынкин сидит в первом ряду, как всегда немного подавшись вперед, и восторженно глядит на Афанаса. Вдруг он вскакивает и громко аплодирует. И тут же весь зал вспыхивает рукоплесканиями…

Егор очнулся оттого, что у него из-под ног с шумом вылетели глухари…

Так шел он все вперед и вперед, временами теряя нить мыслей и впадая в забытье.

Потом восточный край неба стал белеть.

Не свалиться бы только…

Долина наконец кончилась, словно растворилась в хаосе тальника и поваленных деревьев. Но за тонкой стеной перелеска начиналась другая, шире и ровнее первой. Все — как указывал Егордан, только Сюбялиров никак не мог вспомнить названия этих таежных долин.

«Лишь бы дойти до улусного ревкома… А может, уже и ревкома нет? — с ужасом подумал Егор, но тут же успокоил себя: — Остался же там хоть один вооруженный большевик. А если их будет двое, то скоро будет и двадцать. А это целый отряд!.. А бандиты ведь — трусы! Еще «ура» кричали, кажется, — вспомнил он, презрительно улыбнувшись в обледенелые усы. Вот попалась бы мне здесь, в лесу, эта губастая сволочь, уж я бы вогнал ему пулю в его поганую рожу… Говорили ведь, что Луку следует отстранить от работы в ревкоме, да все не могли найти подходящего секретаря, а иные вообще не соглашались, верили в «красную активность» Луки».

Егор встрепенулся. Он шел вдоль длинного озера. Палево тянулись сопки, покрытые обгорелым лесом. Железная кружка, привязанная к ремню, исчезла. Как будто ведь была недавно. Да, видно, обронил…

Уже совсем рассвело. А с неба не переставая валили крупные хлопья. Он на ходу пригоршнями ел снег, ощущая во рту и в груди приятный холодок. Потом остановился и протер мягким снегом лево. И сразу почувствовал себя бодрым. Легче и быстрее заскользили лыжи.

Как бы все-таки не свалиться к восходу солнца. Подстрелить куропатку и развести огонь? Но разведешь костер, сядешь и не встанешь. Да и спички, кажется, взял Васёк, там, еще за Талбой, прикурить…

И вдруг Сюбялиров изумленно остановился, увидев вдали высокий косогор, на который из чащи лесного молодняка выбралась огромная развесистая береза. Вот там, под самым косогором, с той стороны, по словам Егордана, и должно находиться зимовье охотников…

Сюбялиров рванулся туда. Он преодолел крутой склон, оттолкнулся и съехал вниз. Он промчался мимо врытого в землю охотничьего жилья и, не сумев остановиться, уселся на лыжи. Так он проехал еще несколько шагов, но быстро вскочил, как бы устыдившись собственной неловкости.

Над землянкой струился бледный, дрожащий парок. Сюбялиров снял лыжи, стряхнул с себя снег, стер с усов и ресниц льдинки и, держа в руке винтовку, решительно вошел.

В землянке было темно. С высоких нар, сложенных из жердей, послышался молодой, сонный голос:

— Уже вернулся, Иван?

Сюбялиров молча положил сухие поленья в камелек и стал раздувать огонь.

— Топи как следует! Сейчас встану… — пробормотал охотник и захрапел.

Сюбялиров развел большой огонь, поставил чайник, а сам уселся на чурку, спиной к камельку.

Тут же сладко закружилась голова, от спины по всему телу быстро распространялось приятное тепло, в ступнях ног началось мелкое щекотание, будто стоял он босиком на срезанной в косовицу кочке.

Перед глазами возник обледенелый натянутый волосок самострела. Осторожно оглянувшись, он увидел конец сохатиной стрелы, будто подмигивающий ему своим острием. Сумасшедшие! Разве можно так высоко ставить самострелы!.. Прошел куда-то далеко и утих лесной шум. И лес, и поле, и небо — все окуталось сизым дымом и закачалось.

«Что я хотел сделать? Что? Что? — силился он вспомнить. — Не спать… — Но почему?»

В лесу, близ опушки, на соединенных вершинах трех лиственниц прилепилось огромное гнездо. Из гнезда выглянула отвратительная распухшая рожа «Луки Губастого и дико захохотала.

Сюбялиров вскрикнул и очнулся. Оказывается, сидя у огня, он задремал, опершись на дуло зажатой между колен винтовки. Вода в чайнике бурлила. Егор высунул голову наружу. Неяркое зимнее солнце стояло уже высоко.

— Друг, вставай-ка! — громко сказал Сюбялиров, на. рочно отойдя в темный угол.

Молодой охотник порывисто сел, сбросил с себя лохмотья и уставился на незнакомца. В волосах у него застряли перья от прохудившейся подушки.

— Что, дружище, не узнаешь?

Эти мирные слова сразу успокоили парня, он даже заулыбался, показав острые клыки, и спросил:

— Охотник?