Весенная пора

Высокий молодой якут, почти юноша, с распухшим и посиневшим от побоев лицом, со сгустком запекшейся крови вместо правого глаза, быстро встал, но тут же повалился обратно. Два солдата подняли его.

— Признаешься ли ты, Мончуков, что был красным? — насмешливо улыбнулся Лука, подобрав вывороченную нижнюю губу.

— Был и остаюсь… — глухо, но твердо ответил Мончуков.

— А я кто?

— Гад.

— Что?!

— Гад! — повторил Мончуков.

— Я белый… — начал Лука и, оглядев народ глубоко сидящими желтыми глазками, стал подчеркнуто надменно набивать трубку. Он закурил, пустил кверху струю дыма и продолжал: — Я белый, а ты красный. Если бы ты меня поймал, что бы ты сделал со мной?

— Задушил бы! — закричал Мончуков и, растопырив пальцы, с неожиданной силой кинулся к Луке.

Но один из солдат толкнул его кулаком в грудь и повалил на пол.

— Погоди! С обвиняемым нужно помягче! По закону! — насмешливо произнес Лука.

Он бросил свой кинжал на стол, подскочил к лежащему и поднял его за локти. Два солдата опять стали поддерживать Мончукова. Вернувшись на свое место, Лука со смехом уселся.

— Молодец, Мончуков! Люблю смелых людей! И я бы так держался, если бы вы меня схватили… — Он достал из кармана засаленный платок и вытер им лицо. — Только я вам не попадусь… Посадите его. Ефим Угаров!

Маленький старый Угаров, дрожа затоптался на месте.

— Угаров, сколько же тебе лет?

— Шестьдесят два…

— И стал большевиком?

— Не… я не стал…

— А разве не ты рылся в чужих закромах да зародах, все искал жратву для своих интернатских щенков? — закричал Губастый и вонзил кинжал в стол.

Угаров отшатнулся:

— Мне велели искать…

— Кто?

— Красные…

— Кто именно?! — Губастый вскочил и топнул ногой.

— Матвеев, Сюбялиров и… и этот Семен, — показал он на сидящего рядом Трынкина.

— Все! Садись… Семен Трынкин!

Тот встал, невысокий, широкоплечий, коренастый, со множеством приставших к спутанным волосам соломинок. Открытая рана рассекала его широкий лоб. Быстро оглядев людей, он уставился на Луку своими широко расставленными живыми глазами.

— Ну, я Семен Трынкин. Дальше что?

— Нам с тобой, Семен, не долго объясняться, мы о тобой давно знакомы. — Глаза у Луки потонули в толстых подергивавшихся щеках. — Помню, был ты веселый, добрый малый. Так вот, скажи мне только одно — почему ты вдруг стал грабить людей?

— Я не грабил, а отбирал у баев для школы только часть того, что они награбили у народа.

— Но почему именно ты?

— А почему не мне? Я человек мобилизованный.

— Кем?

— Партией ленинских коммунистов! — громко сказал Семен, гордо вскинув голову.

— Значит, не по своей воле? Значит, тебя насильно заставляли эти…

— Ты ведь сам знаешь, меня нельзя насильно заставить! — усмехнулся обвиняемый.

— Может, Матвеев и Сюбялиров тебе подачки давали из награбленного? — выдавил Лука, еле сдерживая злобу.

— Подачки дают своим холуям буржуи! Вот и тебе дадут… А я служу народу! И умру за…

— Молчать! — Лука ударил лезвием кинжала по кромке стола. — Это тебе не у красных, у меня много не поораторствуешь! Кинжал в сердце — и готово! И тебя, и Сюбялирова, и Матвеева… я вас всех…

— Смотри, попадешь сам к ним в руки. Будешь еще, обливаясь слезами, в ногах у них валяться! Трус! Ведь ты с сотней своих дураков одного Сюбялирова не смог одолеть…

— Ах, так! — Лицо у Луки передернулось, он зарычал и глубоко воткнул кинжал в стол.

Потом, подскочив к Трынкину, опрокинул его сильным ударом в лицо и стал топтать ногами. Послышался хруст ребер.

— Семен! — вскрикнул Мончуков, дернувшись вперед. Собравшийся народ в ужасе бросился к дверям.

— Стойте! — Тишко не спеша встал и поднял руку. — Обождите… Лука Федорович просто погорячился немного… Успокойтесь. Я сам теперь буду допрашивать…

Выдернув из стола кинжал, Лука ушел в другую комнату. Люди медленно вернулись на свои места. Тихо стонавшего Трынкина солдаты положили в сторонку, v стены.

— Теперь я буду допрашивать, — повторил Тишко, важно переходя к большому столу. — Кто понимает по-русски, переведите другим. Допрашивается… э… господин Кукушкин. — Он кивнул в сторону невозмутимо сидевшего Кукушкина, и тот медленно встал. — Ну, между нами, надеюсь, ничего подобного не случится… То, что сейчас здесь произошло, — лишь проявление дикости этого народа. Прошу…

— Я видел проявление благородного мужества якутского народа, его беззаветной преданности ленинскому знамени. Дикость проявил бандит…

— Не будьте смешным, молодой человек! — скривился Тишко, нервно барабаня пальцами по столу. — Не стоит нам здесь диспутовать… Э… Э… Не будем спорить. Я прошу вас отвечать только на мои вопросы.

— Пожалуйста! — с готовностью согласился Кукушкин.

— Как вы считаете: долго ли еще продержатся у власти большевики?

— Долго ли вы продержитесь — вот о чем вам надо беспокоиться. Красные и покрепче вас врагов видали. Вы же клопы перед ними!

— Что-о?.. Не забывайте, что ваша жизнь… Вы мне тут не грубите. — Глаза Тишко по-совиному округлились, его толстое лицо туго налилось кровью. — Кто сейчас у красных главный?

— А вам не все равно, кто вас расстреляет?..