Весенная пора

Изнуренное трудным пешим переходом в трескучий мороз, обескураженное неприветливой встречей талбинского населения, воинство Захара подошло к Нагылу, превратившись в скопище ворчливых бродяг.

Разведчики, высланные вперед, оглядели поселок из дальнего леска и пришли к выводу, что там засело не менее тысячи красных.

— Мы не пойдем! — первыми заявили они Захару.

— И нам еще жить не надоело! — послышались голоса из колонны.

Растерялся и сам главный командир. Тем не менее он постарался придать себе еще более воинственный вид и подтянул свои силы к опушке леса.

Тут уже зароптали все. Теперь Захар окончательно утратил начальственный тон, он уже не кричал на своих солдат, а уговаривал их, утешал, обнадеживал и понуро оправдывался, стараясь смягчить сыпавшиеся отовсюду обвинения:

— А может, это уже наши… Взяли Чаранский улус, ну и…

— Какое там «и»? — зашипели все на него. — Ты что, ослеп, что ли, не видишь — повсюду красные флаги!

Отойдя в сторонку, три командира уселись на пнях и устроили военный совет.

— Что будем делать? — прошептал Захар.

— Что хотел делать, то и делай! — заорал старый Карбузин. — Я живи себе тихо в лесу…

— Тише… этак услышат не только наши солдаты, но и враги… Эх, узнать бы, взяли наши Чаран или…

— Узнай иди! — крикнул старик еще громче. — Говорил: «Вот только до якуты добираться…» Добрались, хорошо встречай нас твои якуты!.. Молчи ты! — обрезал старик сына, который мечтательно бормотал о том, что если бы были олени, хорошо бы повернуть в лес, подальше от всяких белых и красных.

— Довольно там шептаться! — злобно выкрикивали начинавшие мерзнуть солдаты.

Так бандиты протоптались в нерешительности у опушки до самого вечера. Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы из ворот ул исполком а неожиданно не выскочил всадник на большом сером коне. Он поскакал прямо к занятой врагом опушке, но, не доехав до противника шагов двести, осадил рвущегося вперед коня и крикнул высоким голосом:

— Э-эй! Будем, наконец, воевать или нет? Давно ведь друг другом любуемся, так и глаза могут разболеться. Особенно у таких близоруких, как Захар Афанасьев.

Захар поднялся на пень.

— Матвеев! А сколько вас? — заорал он и сам усмехнулся нелепости своего вопроса.

— Сколько есть и еще полстолька, — ответил Матвеев. — На каждого вашего солдата по десятку найдется. Так вот, давайте воевать, если хотите.

Захара как ветром сдуло на землю. Опять разгорелся спор.

Минут через пять Захар снова взгромоздился на пень и крикнул:

— Пришлите делегацию!

Сюбялиров наскоро подобрал себе небольшую группу из пятнадцати человек, оказав при этом большую честь Никите тем, что включил его тоже в число парламентеров, и несказанно обидев Федора Ковшова, который весьма выразительно смотрел на своего начальника.

«Разговоров с ним не оберешься», — подумал Егор Иванович, отводя от него глаза и называя следующую фамилию.

Как на парад, повел Сюбялиров свой маленький отряд через мост по направлению к опушке. Остановились они у самого лесочка, где Сюбялиров спешился и один подошел к бандитским главарям. Он мирно разжег свою трубочку, покурил и, пощипывая кончики усов, скучающим тоном сказал:

— А говорили-то, что вас туча идет, чуть ли не три тысячи человек с сотней пулеметов. Любят же люди преувеличивать! Ну что ж, пойдем, что ли? А то ведь вас сзади обошел красный отряд в триста человек, того гляди ринутся в бой.

— А переговоры? — забеспокоился Захар.

— Дома! Здесь холодно…

Сюбялиров вернулся к своим и дал команду трогаться.

Если позади было триста человек, то сколько же могло быть впереди! И бандиты понуро последовали за маленьким отрядом.

Ни разу не оглянулся Сюбялиров на обратном пути, пока вся колонна не втянулась во двор улусного исполнительного комитета. Здесь он, как хозяин дома, принял у гостей оружие на хранение.

Так отряд белых, насчитывающий около двухсот человек при трех пулеметах, без единого выстрела сдался нагылскому гарнизону, едва превышающему полсотни людей. Да и то почти половину из них составляли старшие школьники и жители ближайших наслегов.

С возвращающимся в Талбу Иваном Малым Никита послал родителям горячее письмо, в котором сообщал, что он опять «добровольно мобилизован партией ленинских коммунистов», потому что Красная армия терпит без него, опытного переводчика и разведчика, большие неудобства.

На другой день все защитники Нагыла вместе с чаранскими красноармейцами повели под конвоем сдавшийся отряд Захара в Чаранский улус. А еще через день Сюбялиров, Кадякин и Никита повезли трех главарей этого отряда в город. Амнистия на них теперь уже не распространялась.

В Якутске Сюбялиров узнал о том, что через два дня после их выезда, западнее Чарана вынырнул прибывший из Охотска отряд генерала Ракитина и перерезал Якутско-Чаранский тракт.

В военкомате Сюбялирова и Кадякина немедленно определили во вторую национальную роту ЧОНа.

Дошла очередь до Никиты.

— В народно-революционный добровольческий отряд! — ужасно пренебрежительно, как показалось Никите, бросил старый военный в огромных очках.

— К бандитам?! — изумленно воскликнул Никита.