Весенние грозы

Этот первый спектакль произвел на Катю неизгладимое впечатление. Она была в восторге, нет, больше. Ведь на сцене говорили много такого, что она сама думала и чувствовала. Как ей было жаль этой бедной девушки-швеи, которую так бессовестно обманывал этот дрянной чиновник. Катю возмущало, что Огнев всё время ворчал и был недоволен артистами.

— Эх, разве так играют? — возмущался он.

— Нужно довольствоваться и этим, — спорила с ним Поликсена Карловна. — Разве Незнамов плох? Конечно, провинциальная труппа…

— Обидно за искусство…

Огнев принадлежал к разряду тех строгих провинциальных театралов, которые всегда недовольны. Он каждый антракт ухолил в буфет и возвращался всё мрачнее.

— Вам нравится? — спрашивала Поликсена Карловна, увлекавшаяся актером, игравшим Незнамова. — Не правда ли, сколько благородства… чувства…

Женщины плакали в последнем акте, и Любочка, конечно, тоже. Катя вся замерла, очарованная всем происходившим. Вот где настоящая жизнь и настоящие люди… Поликсена Карловна была права в своих восторгах театром. Закончился спектакль глупейшим водевилем «Утка и стакан воды», причем Любочка хохотала до слез, так что на неё начали смотреть из соседних лож.

— M-lle Печаткина… — шептала Поликсена Карловна, делая привычно-строгое лицо. — На нас наводят бинокли… так нельзя…

Но удержать Любочку было не так-то легко. Она краснела, сдерживая душивший её смех, и кончила тем, что раскашлялась на весь театр. Теперь публика смеялась уже её смехом, а один актер со сцены раскланялся по её адресу.

Домой Катя вернулась в тумане, охваченная неиспытанными ощущениями. Да, сцена — всё, сцена — жизнь, наслаждение… Она долго не могла успокоиться и целую ночь видела актера Смагу, корчившего пресмешные гримасы.

После этого спектакля Поликсена Карловна начала покровительствовать молодым девушкам и потащила их в концерт, дававшийся в зале Благородного Собрания. Это окончательно уже возмутило Марфу Даниловну.

— Что мы, миллионеры, что ли? — ворчала она на Катю. — Это богатым людям театры да концерты, а наш брат сыт — и слава богу…

— Мама, ведь Поликсена Карловна сама пригласила… — оправдывалась Катя.

— В самом деле, неловко отказываться, — по обыкновению вступился за дочь Петр Афонасьевич. — Такая почтенная классная дама… И всего-то рубль.

— А у тебя много этих рублей? — накинулась Марфа Даниловна на мужа, чтобы сорвать сердце хоть на нем. — Много? Бьемся-бьемся, свету белого не видим, а Катя будет по театрам да по концертам ухлестывать…

— Да ведь она на свои деньги пойдет! Наконец, Сережа вон пишет, что часто бывает в театре.

— Сережа — другое… Сережа — мужчина, ему в другой раз и нельзя, а девушка сидела бы лучше дома.

Когда Катя ушла в концерт, дома разыгралась настоящая сцена. Марфа Даниловна расплакалась и наговорила массу неприятных вещей мужу. Петр Афонасьевич вспылил и тоже наговорил лишнего. В этой истории принял участие даже Петушок.

— Ты балуешь Катю! — кричала Марфа Даниловна. — А потом спохватишься, когда она от рук отобьется, да будет поздно.

— Ты вот так балуешь своего Сережу… А дочь у меня одна. Что хочу, то и делаю с ней. Она с золотой медалью кончила курс… Чего же тебе еще нужно? Она по двадцати пяти рублей в месяц зарабатывает. Нужно же ей маленькое развлечение получить… Пока молода, и пусть повеселится, а там еще неизвестно, что впереди будет.

— Ты бы вот подумал, как мы Петушка будем воспитывать. Вот осенью его в гимназию отдавать, опять расходы, заботы… Измучилась я с вами, а вы только о своих удовольствиях заботитесь.

— Это я-то?..

Бурю усмирил дедушка Яков Семеныч, прибревший как раз во-время. Он внимательно выслушал всё дело и принял сторону Марфы Даниловны. Конечно, все эти гулянья лишнее. Ведь можно без них обойтись, ну, так о чем тут кричать и горячиться? Петр Афонасьевич поссорился сгоряча и со стариком.

— Ну, будет тебе, воевода, — уговаривал его Яков Семеныч. — Знаешь поговорку: на сердитых-то воду возят…

Вернувшись из концерта, Катя застала дедушку и, взглянув на лица, поняла, что здесь происходило. Она отказалась от ужина и ушла к себе в комнату. Какая пропасть отделяла её теперь от всего, что её окружало…

— Вот видишь? — заметила Марфа Даниловна мужу, указывая глазами на дверь в комнату Кати.

VII

С Анной Николаевной в течение года Катя видалась мало, за исключением тех случаев, когда приходила навестить дедушку Якова Семеныча. Между ними установились сдержанно-неловкие отношения. Исключение вышло по случаю болезни Любочки, у которой открылся жестокий тиф. Анна Николаевна растерялась и не знала, что делать.

— Ты уж, Катя, того, не оставляй нас, — просил Яков Семеныч. — Я поговорю с матерью… Она ничего. Как быть-то, дело житейское…