Вещь

Я вдруг почувствовала, как теплые слезы потекли по ледяным щекам. Мои душа и тело вновь соединились, начисто выгнав все, что заселяло меня последние несколько часов. Я слышала, как бьется сердце, могла пошевелить кончиками пальцев и чувствовала в желудке, в районе солнечного сплетения, ужасающе холодную пустоту. Они были там, но ушли. Странное дело, я вдруг поняла, что происходит с теми, кого заселяют. Вначале эйдосы вымораживают свою жертву. Изольда, снежная королева, не зря стала среди них королевой. Как у лягушек в процессе погружения в зимнюю спячку, у жертвы начинают замерзать важные области души. Медленно-медленно эти области впадают в оцепенение и перестают действовать. Более того, они как будто усыхают, становятся совсем крохотными и вскоре умещаются где-то в уголочке сердца. В этот момент человек чувствует себя ужасно, ему кажется, что он болен, угнетен. И тут они подгоняют новенького кандидата на обмен. Разумеется, в вещевом обличье. Пока человек еще живой, он наслаждается новой вещью, считая ее своим лучшим другом и утешителем, а эйдосы тем временем занимают место усохших областей души и начинают день за днем разбухать, постепенно осваивая новое пространство. Получается, что эйдосы не убивают человека, а нелегально заселяют его, как мигранты захватывают брошенные дома. В одном теле они могут спокойно находиться всю жизнь, а в другом – лишь пару лет. Это зависит от личности того, в кого они залезли. Как только они чувствуют, что его душа распускается снова, набухает, словно вербные почки по весне, им приходится повторять всю процедуру заново. То есть существует нечто такое, что мешает им полностью овладеть нами навек, и это бесит их.

И тут меня осенило. Изольда и ее компания не могут со мной справиться, потому что я работаю точно таким же методом, как и они, – залезаю в суть предмета или человека и возвращаю то, что принадлежит ему по праву. Однако при полном проникновении в их мир я каждый раз умираю. Впадаю в анабиоз. И на этот раз процесс моего возвращения был весьма болезненным. Я приходила в себя долго и мучительно, будто пациент после сложной операции, пока Алиса, взглянув на меня, не вскрикнула: «Слава богу! С возвращением, дорогая!»

Из-за меня ей пришлось покинуть выставку, хотя она была на ней главным героем. Ее фотографии пользовались большой популярностью, особенно готическая серия. Толпы телевизионщиков жаждали взять у нее интервью. Для того чтобы пробраться сквозь толпу незамеченными, они с Никой надели такие же, как у всех, черные плащи, подхватили меня под руки и повели к лифту.

«Ника, милочка, ты покидаешь нас?» – в тот момент, когда мы заходили в лифт, окликнул кто-то моего нового знакомого.

Ника зашептал Алисе на ухо:

«Быстро вези ее домой, а я их отвлеку. Уходите через крыши…»

Ника отвернулся от нас и с неестественно громким восторженным визгом бросился в объятия каких-то фриков.

Глядя сквозь стеклянные стены лифта вниз, на стоянку, Алиса матерно выругалась.

«Смотри, – сказала она мне. – Упыри уже тут как тут, поджидают тебя. Похоже, на тебя открыта настоящая охота. Что ты натворила?»

«Сбежала из-под венца».

«О, этого они не любят. Эйдосам надо, чтобы все шло по плану. Так легче нами управлять. Но сейчас в этом наше преимущество. Пока до них дойдет, что ты не собираешься спуститься прямо к ним в лапы, мы уже будем далеко».

Алиса нажала кнопку последнего этажа, и лифт взмыл ввысь. По черной лестнице мы поднялись в Яйцо – так все называли крышу, которая по задумке архитектора была покрыта овальным стеклянным куполом. Оказалось, что сбоку есть небольшой балкончик, с которого мы перебрались на открытую вертолетную площадку такого же здания-близнеца, только без стеклянной макушки. Затем Алиса провела меня через навесной коридор между вторым и третьим бизнес-центрами и в результате мы оказались на небольшой безлюдной улице рядом с Военно-медицинской академией. Перед выходом Алиса дала мне свои старые кроссовки. В своем белесом сари, с развевающимися волосами и кроссовками «Найк», я была похожа на пациентку психушки. Алиса в черной мантии до пят была не лучше. Редкие прохожие с недоумением оглядывались нам вслед. Кроссовки были маловаты, и я до крови натерла ногу. Мы присели передохнуть на скамейку в безлюдном дворе-колодце. Прежде чем войти туда, Алиса долго принюхивалась и прислушивалась, затем позволила себе, наконец, расслабиться. Уже стемнело, но фонарей тут не было, и мы на ощупь уселись на мокрую скамейку в кромешной темноте. Через секунду в темноте вспыхнула ее зажигалка.

«Что ты знаешь о них?» – услышала я ее низкий голос рядом с собой.

«Немногое на самом деле».

«Но при этом ты умеешь убивать их».