Телесеансы советских экстрасенсов важны как симптом, позволяющий по-новому взглянуть на роль телевизора как материального предмета в преобразовании советского жилого пространства и личности советского человека. Я рассматриваю телевидение как в содержательном, так в материальном плане, показывая, что, поселившись в советской квартире, оно стимулировало новые формы осмысления идентичности, несводимые к содержанию телепередач, а обусловленные скорее «силой воздействия телеэкрана». В этой главе я анализирую материальность телевидения на нескольких уровнях. Во-первых, материально само его присутствие в доме. Телевизор – элемент интерьера, главное свойство которого – проницаемость экрана для световых лучей. Как неоднократно отмечали исследователи, он резко изменил материальные условия и восприятие времени в современном доме, потому что за счет проницаемости телеэкран привлекает внимание обитателей квартиры, проецируя изображения «из внешнего мира» в пространство дома[497]
. В отличие от эфемерных изображений, мелькающих на экране, сам телевизор занимает в доме заметное место. Если говорить о советском историческом контексте, присутствие телевизора вело к физическим изменениям: перестраивало иерархию бытовых предметов и по-новому организовывало внутренность жилища, ускоренно превращая его в вуайеристское пространство, выстроенного по принципу визуального наслаждения.Второй уровень – телесная материальность людей, сидящих перед телевизором. Благодаря программам, которые по нему передают, телевизор структурирует день и привлекает людей в гостиную. Таким образом, он организует тела людей в пространстве и времени. Более того, телевизор оказывает на них физическое воздействие, влияя на зрение, вес, мышцы, сердце и дыхание, – воздействие, все больше беспокоившее советских чиновников и ученых, особенно врачей-педиатров[498]
. Но телевизор мог как отнять здоровье, так и помочь в его восстановлении – такая логика прослеживается не только в телесеансах Кашпировского и Чумака, но и в популярности таких передач, где давали практические советы по укреплению здоровья, как «Если хочешь быть здоров», «Утренней разминки» и в особенности «Ритмической гимнастики», трансляция которой началась в 1984 году. Ведущие перечисленных передач призывали советских телезрителей вместе с ними делать зарядку, стоя перед экраном, чтобы взбодриться и укрепить организм[499].Наконец, анализ материальных аспектов советского телевидения свидетельствует о сложной связи между телевизором и самосознанием советского человека. Советские исследователи, изучавшие воздействие телевидения на психику, с самого начала часто говорили о нем в терминологии семейных отношений, протезов и душевных расстройств. Каждодневное присутствие телевизора в доме, его бросающаяся в глаза и живо ощутимая материальность («эффект присутствия») часто превращали его в «члена семьи» или «друга»[500]
. Способность моментально передавать изображения и звуки со всего мира побудила Сергея Муратова, видного советского теоретика телевидения, назвать его «планетарным зрением» и «земношарным слухом» человечества[501]. Советские врачи, между тем, придумали для склонности проводить перед экраном много времени термин «телемания»[502]. Употребление такой терминологии показывает, что на уровне культуры сложилось представление о телевизоре как материальном отражении сложно устроенного, децентрализованного и неупорядоченного самосознания – отражении, где эта неупорядоченность проступала со всей отчетливостью, проблематизируя в исторической перспективе присущие советской культуре фантазии о полном контроле над материальным миром. Муратов охарактеризовал дестабилизирующие свойства телевизора как «зыбкую поверхность кинескопа» – метафора, указывающая на размытость границы между экраном и личностью, а значит, на опасность, что первый поглотит вторую[503].Работы о советском телевидении исчисляются сотнями, если не тысячами, но большинство из них, в том числе ключевые исследования в данной области, сосредоточены на содержательном аспекте[504]
. Если же говорит о самом телевизоре, нельзя не согласиться с метким наблюдением Михая Чиксентмихайи и Юджина Рохберга-Халтона, пусть сделанном в другом историческом и географическом контексте: «Исследователи не интересуются воздействием на людей