Она думает обо всех разнообразных животных, находящихся всего в двух шагах.
В бога душу мать. Скоро ей станет интересно, каково это на самом деле быть ебучим бизоном, пингвином или черт знает чем еще.
Расскажу себе на ночь сказку, – думает она.
Жила-была охранница следственного изолятора, и она напала на чей-то след. Но чей? Все было загадочно и в то же время очень бесхитростно. Она могла лишиться работы. Или, возможно, получить работу получше. Это могло привести к коренному перелому на работе. Но, возможно, это было и больше чем работа. Возможно, это изменило бы жизнь.
В любом случае она не могла этого не делать, не могла этого не сделать.
У нее не было выбора.
Теперь она знает, что история про бордель запросто может оказаться правдой. Эта девчонка в другом номере по коридору стопудово могла запросто войти в бордель и всех там достать, внушить им такое чувство, чтобы они поступили так, как никогда раньше не поступали, и перестали заниматься тем, чем занимались, открыли запертые двери и окна и отвернулись, пока все эти девицы оттуда сваливали.
Брит представляет себе их обалделые рожи. Она воображает их ярость, когда привычный эффект контузии, вызванный Флоренс, постепенно сошел на нет и они вспомнили, кто они такие, и сколько нала только что утекло в двери.
Но то, что девчонку при этом не изнасиловали и не убили, хотя ее не защищала целая армия частных охранников, – вот это в голове у Брит не укладывается.
Есть еще шанс, что этот случай и она сама изменили людей, управляющих тем заведением, причем изменили основательно, на уровне жизненных принципов, а не просто наделили на час размытым новым зрением, после чего к ним снова вернулось обычное.
Брит фантазирует, как они прибираются, чистят вонючие комнаты, выбрасывают вонючее постельное белье, окружают добротой оставшихся девушек и женщин, а затем отпускают их, чистеньких, дождавшихся извинений, получившихся свою долю заработанных денег, отпускают в мир с чем-то наподобие свободы, которую эти девушки и женщины думали обрести здесь с самого начала.
Она выключает телевизор.
Забирается в гостиничную постель.
Она думает в темноте, под звуки взмыкивающего существа, довольно приятные, совсем не тревожные звуки – просто звуки, которых она никогда раньше не слышала, новые для нее звуки, звуки животного, сообщающего людям и животным, что оно сидит в зоопарке и интересуется, есть ли где-нибудь в округе кто-нибудь еще, говорящий на его языке. Наверно, ему просто хочется поговорить о том, каково это – сидеть в зоопарке. Наверно, оно хочет спросить: возможна ли для меня какая-нибудь другая жизнь, помимо этой жизни здесь?
Девчонка похожа на персонажа легенды или рассказа – такого рассказа, в котором, с одной стороны, совсем не говорится о реальной жизни, а с другой – только так и можно по-настоящему понять хоть что-то в реальной жизни.
Она заставляет людей вести себя так, как надо, или так, как они живут в другом, лучшем мире.
Бритт смеется в темноте.
Она… какое бы слово подобрать?
Еще одно старинное слово из прошлого и из песен, которое больше никто не употребляет в реальной жизни.
Она – добрая.
Но в этом месте рассказа девчонка все-таки должна ее кинуть.
Значит, не такая уж она – была – и добрая.
А если и добрая, то в любом случае это не про Брит и никогда на самом деле про нее не было.
Ну и хер с ним.
Они подъезжают к «Теско». Останавливаются на парковке, баба выключает двигатель, и все выходят и прощаются с режиссером, и всю дорогу до магазина баба долдонит про
Она повторяет выражение
Этот «Теско» похож на те, что в Англии, – громадные «Теско», в которых есть даже свой почтамт. Перед магазином стоит стеллаж с открытками, и на них изображено то место, где они находятся. Брит останавливается и берет со стеллажа одну, с мультяшным лох-несским чудовищем в реальном озере. С минуту раздумывает, не отправить ли открытку. Но кому? Матери? Стел? Торку? Джошу?
Как будто она в отпуске.
Брит думает об этом, и ее обычная жизнь входит в нее, словно ею завладевает живой мертвец. Брит тяжело опускает плечи над Флоренс у овощных стеллажей, поворачивается и нависает над кульками с салатом, и собственные плечи кажутся ей такими же большими и мертвыми, как плечи жмурика в старых фильмах, где ученый сшивает чувака из кусочков разных жмуриков.
Теперь с минуты на минуты, хотя Брит об этом еще и не знает, баба и Флоренс от нее слиняют.
Обе пойдут в женский туалет, где за ними вдруг выстроится приличная очередь, так что Брит окажется запертой и придется ждать снаружи.
Они войдут, но не выйдут. Когда она войдет посмотреть, их не будет ни в одной из кабинок.