Весна сменяет зиму

– Да не вставай, мне это не так уж и важно. К тому же, ты у нас местная знаменитость – герой. О тебе люди шепчутся, рассказывают всякие сказки и небылицы. Я конечно же контролирую разговоры среди солдат, да и к тому же, досье твоё хорошо знаю. Но все же, капитан. Ты смог меня удивить. Один, на танке, прорвался сквозь фронт. Поступок и впрямь не из робких. Посовещавшись с достойными людьми, я велел представить тебя к награде. К медали за боевые заслуги первой степени. Поедешь в тыл в качестве героя, – голос Маунда был каким-то надменно торжественным, истинной радости в нём не было. Толи от отношения к этому капитану, толи от какой-то внутренней тревоги.

– Благодарю вас, товарищ генерал. Но к чему мне медаль? – уверенно ответил Чак. – Мне, что с ней, что без неё.

– То есть вы считаете, что я зря принял решение о вашем поощрении? – смутившись сказал он, и нотки его голоса выдали некую обиду.

– Я не вижу в ней цены. Какой я герой? Я скорее дурак. Чуть не помер, прорываясь сквозь фронт, у меня не было великой миссии или приказа. Я просто так захотел, – в этот момент Китти так усердно пихнула его в бок, что Чак аж скривился, но не унялся и продолжил. – Мне ни к чему медальки, для меня награда, что я поеду в тыл, подальше от всего этого. Там эти железяки не дают никаких привилегий.

– Своими словами, капитан, вы обесценили смерть многих наших солдат, что погибли во имя великих подвигов и посмертно получили эти медали. Я не политофицер, мне ни к чему проводить с вами беседы о политических и идейных аспектах ваших речей. Лично я вас уважаю, несмотря на бардак в вашей голове. Вы многое сделали для того, что бы носить эту медаль, но не желая её одевать, делаете лишь хуже себе и своей дальнейшей карьере. И я искренне надеюсь, что в вашей голове наступит порядок. Выздоравливайте поскорее.

– Спасибо вам товарищ генерал за всё, – выдавил из себя Чак не совсем искренние слова благодарности.

– Майор Лина, – обратился Маунд к покрасневшей от стыда девушке. – Через час жду вас в канцелярии штаба. Сегодня у нас непростой день. Нужно подготовить множество приказов.

Генерал удалился и наступила неловкое молчание, которое закончилось демонстративным вздохом Китти. Чак сразу понял, что она этим хотела сказать и только открыл рот, дабы оправдаться, сразу же получил резкий взгляд в ответ. Следом Китти понесло.

– Ты, Чак, совсем дурак или там в танке тебе снаряд в голову попал? Это что сейчас такое было? Кто тебе вообще позволил такое говорить? Ты хоть понимаешь, что это не просто генерал? Это мать его, Маунд Маут! Повторяю Маут! Сын Мурзана! Ты в открытую ему дерзишь, будто перед тобой жалкий офицеришка, а не он. Ты хоть понимаешь, что ты наговорил?

– Я…

– Ты! И замолчи, и слушай. Ты ему жизнью обязан, благодаря ему тебя со света того возвращали. И вовсе не потому, что ты ему так нужен. А что в ответ? Медальку ему не нужно! Гордый сил нет. Да взять эту медаль должен был и спасибо сказать.

– Китти, прости меня, я действительно сморозил, – пытался оправдаться он, но Китти, аж повысила на него голос и будь он во здравии, обязательно влепила бы ему пару подзатыльников.

– Ты неисправимый дурак, Чак Зит. Как только в жизни твоей, что-то налаживается, ты сам все портишь. Дурак ты. Вот и весь ответ.

И вновь наступило неловкое молчание. Чак закурил сигарету, но озлобленная Китти выхватила её из рук и закурила сама. Злобно пуская дым, словно дракон. Капитан боялся противиться и молча вынул вторую и закурил вновь.

– Докуривай и я отведу тебя в палату. А мне пора идти в штаб, – с яркой обидой сказала Китти и, затянувшись вновь, выбросила недокуренную сигарету на землю.

Чак молча забычковал папиросу и убрал в пачку. Он чувствовал себя, как провинившийся щенок.

***

Проделав уйму бумажной работы, и натерев на руках мозоли, Китти устало подошла к окну и отворив ставни втянула в лёгкие дождливой прохлады. Мелкие, холодные, капли усердно били по крыше и залетали в открытое окно, освежая усталое лицо, снимая ставший уже родным и близким стресс, сопровождавший каждый её день.

Ей до сих пор было обидно от бессовестной выходки Зита, она на него очень злилась и даже не хотела его видеть. Да и как ей показалось Маунд был к ней неожиданно холоден, говорил лишь только по делу и не разу ей за вечер не улыбнулся. Хотя может дело было и не в Чаке вовсе, может его, что-то тревожило, но хитроумный женский мозг уже построил множество теорий и домыслов, один хуже другого.

На дворе была уже глубокая ночь, в городе стояла кромешная тьма, соблюдался режим светомаскировки, в комнате Китти так же было темно, лишь слабая настольная лампа мерцала где-то в глубине, но она никак не могла послужить наводкой для вражеской авиации. Китти услышала, как отворилась входная дверь и чьи-то неуверенные шаги заскрипели по рассохшемуся паркету.

– Кто там? – окликнула она в темноту, не оборачиваясь.

– Маунд, – раздался усталый голос в ответ.

– Проходи, я тут у окна, воздухом дышу.