– А чего ты так заступаешься за неё?
– Она мне дорога.
– Жена?
– Нет.
– Наверное бы этого хотел?
Чак лишь засмеялся в ответ.
– Как-никак, вы с девкой мне враги. Вы котивские солдаты.
– Я вам не враг уже.
– Это с чего же?
– Я комиссован, отныне я ветеран, а не солдат. Да и вас врагом не считаю. Вы такой же человек, как и я и миллионы других, просто родились в другом месте. Пока мне не за что считать вас врагом.
– А мне есть. Вы, враг мне только потому, что служите Мауту и его партии. Не думай капитан Зит, что я растаю к тебе от твоих слов. Первое время посидишь со своей подругой у нас, а потом переправим вас в распределитель. Там с вами разберутся. Мне вы лишь лишний балласт. Ван, уведи его обратно.
Зит оделся и также под конвоем отправился обратно в тёмную комнату, где ждала его перепуганная до смерти Китти, бледная от ужаса и с зарёванным лицом. При виде Чака из её глаз вновь полились обильно слёзы и, как никогда прежде она сжала его в своих объятиях. Чак рассказал ей про разговор, пообещал быть рядом и защищать её до тех пор пока сможет. Также он настоятельно потребовал от неё не выдавать своего штабного статуса и при каждом удобном случае говорить о том, как героически она защищала бедного медивского парня от репрессий партии.
Так прошли несколько часов, а может и больше, они не видели улицы и не знали сколько уже сидят в этой тёмной комнате, за дверью кто-то кашлял, ругался и мерзко скрипел сапогами. Вскоре двери вновь отворились и знакомый, круглолицый здоровяк, вежливо попросил их пройти в другую комнату. В новом месте заключения было теплей и суше, маленькое окошко освещало унылое подвальное помещение дневным светом, бетонные стены пахли пылью и затухшим тряпьём, в углу лежали с десяток рваных телогреек, от которых и несло кислятиной. Ван предложил им вздремнуть на них и извинился за то, что не мог предоставить лучшего. Вскоре он удалился и вернулся спустя пару минут уже не с пустыми руками, в них было пара железных контейнеров и какой-то тряпочный свёрток.
– И снова здравствуйте, котивы, – буркнул тот себе под нос.
– И снова здравствуйте, Ван, – ответил Чак.
– А вы запомнили моё имя, молодцы. Я тут это, принёс вам завтрак, поешьте, а то долго не протяните. Тут мясная похлёбка, с крупой, она на вкус не очень, это остатки с кухни. Простите, лучшего вам предложить не могу, и это отдавать не хотели, – Ван отдал им контейнеры и свёрток, в котором оказались два кусочка хлеба. – Угощайтесь.
– Спасибо вам, Ван, – сказала Китти и взяла контейнеры.
Ван собрался уходить, но Чак окликнул его и тот обернулся.
– Ван, простите, что обращаюсь к вам, но как вас по званию?
– Просто Ван, это моё имя.
– Хорошо, Ван. Подскажите пожалуйста, какова сейчас обстановка в мире? Что произошло? Почему произошли эти взрывы? В мире началась атомная война?
– Нет, это какая-то случайность, только два взрыва. В Прерии и Парире, только и всего. Я не знаю всех подробностей, да и нельзя о них вам рассказывать, вы же понимаете. Касер сказал, вы враги и нельзя с вами дружить. Но лично мне вы не кажетесь таковыми. Я знаю только то, что наши атаковали бомбой ваши позиции, а вы в ответ атаковали Парир. А больше я ничего и не знаю.
– Где сейчас фронт?
– Не могу вам сказать. Иначе Касер мне голову оторвёт. Достаточно того, что я вам сказал. Мне и так прилетит за вас. Как никак вы наши враги.
– Я вам не враг.
– Простите, мне пора идти. Приятного вам аппетита. Я к вам ещё зайду за контейнерами.
– Спасибо вам, Ван. Вы хороший человек, – смотря на огромного парня, искренне сказала Китти, сжимая в руках контейнеры с едой.
Ван по детски улыбнулся ей своими пухлыми губами и тут же вышел из комнаты, заперев за собой массивную дверь на замок. А Китти с Чаком принялись есть, они уплетали похлёбку с такой жадностью и аппетитом, что не замечали ничего вокруг. Это был самый сытный и вкусный обед за последние недели. Не смотря на страх и неопределённость, они, всё же, верили в спасение. А добродушие двухветрового медива внушала им надежду.
***
Касер читал свежую фронтовую газету, привезённую вместе с боеприпасами и провизией. Там много писалось о героических поступках и подвигах фавийских солдат, что самоотверженно громят котивскую заразу. Газетчики целенаправленно избегали таких слов по отношению к врагу, как "армия", "солдаты", "люди", а всё чаще писали "полчище", "варвары", "маутовцы", дабы выработать в головах, как солдат так и гражданских чисто негативное отношение к врагу. Пропаганда обеих сторон ловко манипулировала умами масс, подменяя им понятия и, вводя в истеричную ненависть к другим, с их варварскими обычаями, звериной жестокостью и патологическим хамством. Солдат не должен был воевать с другим солдатом, с другим человеком, он должен был убивать нелюдя, бороться со злом и стоять на стороне добра. А где добро, а где зло, газеты, телевиденье, радио и командиры доходчиво объясняли глупым и неразумным гражданам. И эта фронтовая газета была не исключением, а скорее образцом неприкрытой пропаганды, бывалые командиры с трудом находили в ней пару строк полезной информации.