Вестник, или Жизнь Даниила Андеева: биографическая повесть в двенадцати частях

Убежденный, что карма русской истории предопределяет страшный апокалиптический выход, он возвращается и возвращается к видениям почти неизбежной гибели всего, что ему дорого, "святых камней" Москвы. Без очищающей огнем гибели трудно представить освобождение русской души, условно названой Навной:

И разум мечется в бреду,Предвидя свист и рокот пламенныйНа страшных стогнах Белокаменной,В осуществившемся аду.

Навна, казалось ему, выйдет из заточения на радиоактивное пепелище. Русская держава, превращенная в сталинскую демоническую цитадель, может освободиться только под беспощадными ударами внешнего противника. Так во владимирских острожных стенах тогда думал не один Даниил Андреев. Ошеломившее его в деревенской тишине Филипповской известие о Хиросиме осталось навсегда предварением апокалипсиса:

Видно в раскрытые окна веры,Как над землею, мчась, как дым,Всадникиапокалиптической эрыСледуютодин за другим.Будут года: ни берлог, ни закута.Стынь, всероссийская полночь, стынь:Ветры, убийственные, как цикута,Веют

из радиоактивных пустынь.

7. Трактат

Заглавный мотив цикла "Над историей", определивший сюжет и "Русских богов", — "карма страны", проявляющаяся в истории. Как демоническое начало все больше начинает влиять на ход истории, как один Жругр — олицетворение государственности — сменяет другого, какие неземные силы в непрекращающейся борьбе проявляются в земных событиях и народных судьбах, рассказано в "Розе Мира". Но не только об этом. Каждому стихотворению надлежало определенным звеном войти в цикл, все вместе вырастало в единый поэтический ансамбль. Всеобъемлющую целостность бытия мог вместить только миф. Религиозное миросозерцание и есть миф. Поэтому Даниил Андреев утверждает: метаистория всегда мифологична.

Его миф — не рациональное выстраивание взглядов и представлений, а духовный опыт озарений и откровений. Их он ждал, на них надеялся, они входили в стихи. Он говорит об этом невысказанном опыте, о поисках равноценного откровению слова:

… давит душу тьма подпольная,Гнетет невысказанный опыт,В ушах гудит нездешний топот,

Не наш буран, не наша тишь…Пусть не вмещают ритмы дольниеТех сфер блистанье и величье:Прости мое косноязычьеИ отзвук правды в нем услышь.

Поэзия Андреева программна, его лирические высказывания всегда части осмысленного целого. Но теоретические построения, как таковые, его никогда не увлекали. Он чувствовал себя по преимуществу поэтом. Однако и без теорий, объяснений обойтись не мог, с его врожденным, почти маниакальным стремлением к систематизации и законченности. Миф всегда завершенное и непротиворечивое в самом себе целое.

В сущности, "Роза Мира" — книга, к которой он подступался не раз, обдумывал и писал всю жизнь. В 33–м году книга называлась "Контуры предварительной доктрины", в конце 50–го — "Трактат", позже — "Метафизический очерк". Да и таблица смены красных и синих эпох из этого же ряда. "Трактат", писавшийся как вступление и первая часть метаисторической трилогии, втягивал в себя всё. Не только представления о многомерном мироустройстве и мистических движущих силах истории, но и всю жизнь автора.

Он всегда жил ожиданием духовных прорывов к инобытию, светлых видений Небесной России, прикосновений к тайнам темных миров. Но понимал, что это будут прорывы и в непознанную глубь собственного сознания:

Тайник, где бодрствуют праобразыВ глубиннейших слоях монады,Где блещущие водопадыКипят, невнятные уму, —Вдруг разорвет стальные обручи,Расторгнет древние засовы,И мир бездонный, странный, новыйПредстанет зренью твоему.

Сомнения в достоверности духовидческого опыта, бблыиие или меньшие, у него бывали. Преодоление сомнений требовало некоей теории. В предлагавшихся еще неутраченной традицией мистических учениях Андреев не видел безусловной истинности, находя множество противоречий. Решающим мог быть только собственный опыт, и он складывался не столько в учение, сколько в мифологический эпос. Эпос и мистический, и утопический, вмещавший все земное существование с прошлым и будущим.

Как утопия, эпос Даниила Андреева сосредоточен на будущем, ясно разделенном на три первоначальных этапа.