Ветер богов

Потом ночную тишину нарушил треск мотоциклетного мотора, он становился все громче и громче, и, наконец, стрельнув в последний раз, затих около дома, В дверях показались запыленный Оданака, Сатоки и неизвестный пожилой человек. Это был врач из Синабури. Почтительно поздоровавшись со старым Эдано, которого знал давно, доктор достал из саквояжа халат, вымыл руки и, молча отстранив Ичиро, сел на его место.

С тайной, едва теплящейся надеждой смотрел Ичиро, как он осторожно и внимательно осматривал и прослушивал Намико. Это продолжалось долго. Затем врач о чем-то шепотом заговорил с дедом, который только часто-часто кивал головой в ответ. Наконец он встал, стал снимать халат и спросил, обращаясь к Ичиро:

— Это ваша жена?

— Да, сэнсей!

— Мужайтесь. Очень жаль… Поверьте, я бы сделал всё возможное, но… Её жизнь уходит. Слишком большие увечья, да и роды были преждевременные, много потеряла крови. Её даже нельзя перевезти в больницу. Ваша супруга до утра не доживет. Её можно было бы привести на короткое время в сознание, но лучше не делать этого. Она, бедняжка, и так слишком много перенесла.

Ичиро молча поклонился старику доктору, не в силах произнести ни слова.

— Крепись, друг, — подошел к нему Оданака. — Все мы потеряли близких, теряем и теперь… Но мы это запомним и никогда не простим! Никогда! Поверь: твоё горе — наше горе!

— Какой же негодяи ее сшиб? — яростно прошептал Акисада.

— Это мы узнаем, — мрачно ответил Сатоки.

— Поверьте мне, старику, — проговорил врач. — Это ведь не первый случай, с которым я сталкиваюсь. Виновных не найдете. И американцы, и наша полиция ответят, что это результат неосторожности пострадавшей. Мне такое уже знакомо, да и в газетах пишут…

— Эх, мерзавцы! — махнул рукой Акисада. — Я бы другую ногу отдал, чтобы она была жива…

— Ладно, друг, — прервал инвалида Оданака. — Нам ещё надо доктора домой доставить и мотоцикл возвратить,

— А где вы его добыли? — не удержался Акисада.

— Американский сержант дал, — устало ответил Оданака. — Как видишь, и среди амеко не все одинаковы.

Торопливо попрощавшись, они ушли. Дед отпустил и соседку, поблагодарив за помощь. Акисада проковылял в комнату, где спал Сэцуо, понимая, что сейчас он только может помешать своим сочувствием.

Ичиро снова уселся около жены. В голове его никак не укладывалось, что Намико умирает. Он понял горькую и неизбежную правду, сказанную врачом, но всё его существо протествовало, не хотело мириться с этим. Он осторожно взял руку Намико в свои ладони, и снова ему показалось, что она теряет живое тепло. И ему вдруг вспомнилась далекая холодная Маньчжурия, суровая зима 1945 года. Он никогда раньше не видел ни снега, ни льда. В первый же день, вечером, после драки с Нагано, Ичиро вышел из казармы, чтобы успокоиться. Нагнувшись, он взял кусочек льда и с любопытством смотрел, как, до боли остужая ладонь, льдинка постепенно таяла, просачиваясь сквозь пальцы, она стала совсем тоненькой, потом исчезла, оставив на ладони несколько капель… Вот так же таяла сейчас жизнь Намико, она уходила, как льдинка превращалась вводу, капля за каплей…

— Намико, любимая! — прошептал Ичиро.

Плотно прикрытые веки жены дрогнули раз, другой, словно она пыталась остановиться на своем неизбежном пути и не могла; на губах появилась еле заметная болезненная гримаса; в углу рта показалась кровь…

— Кончается, бедняжка, — всхлипнул дед.

Не сдерживая рыданий, Ичиро припал к жене.

До самого утра просидел он у тела жены. До самого утра дед жег ароматные палочки у домашнего алтаря, бормоча нескончаемые молитвы бесчисленным богам, которые не спасли его дом от беды.

Когда первые лучи солнца проникли в комнату, дед подошел к Ичиро:

— Хватит, внучек, — тихо проговорил старик, — слезами Намико не вернешь. Такова, видно, судьба. И что за проклятие висит над нашим домом, — с затаенной болью продолжал он. — Не везет женщинам в нашем роду. Моя мать умерла молодой, твоя мать умерла при родах, и вот Намико… Светлая душа была, её и на небесах все любить будут, её нельзя не любить…

6

Хоронить Намико собралось неожиданно много народу. Пришли все жители Итамуры, крестьяне соседних деревушек, рабочие с авиабазы. Это были, пожалуй, не похороны, а демонстрация — молчаливая, скорбная и внушительная. Никто не произносил ни громких речей, ни лозунгов, но гнев, казалось, переполнял сердце каждого, кто шел в похоронной процессии.

Староста и полицейский растерянно суетились вокруг старого и молодого Эдано, подчеркивая этим свое сочувствие и смертельно боясь нежелательных происшествий.

Накануне приезжал полицейский чиновник из префектуры. Расследовав происшествие, он сразу же понял его истинную причину. Слишком часто ему за последнее время приходилось заниматься подобным разбирательством. Чиновник был опытным служакой.