Ветер богов

— Вы плохо думаете о своих соотечественниках, Уэда-сан.

— Я? Нет! Я люблю свою родину, считаю наш народ самым трудолюбивым, наших женщин самыми скромными и прекрасными, но, понимаете ли… А, оставим этот разговор. Это мои личные убеждения, и менять их я не собираюсь.

— Жаль, — искренне ответил Ичиро, — мне хотелось бы доказать вам обратное. Вы, занятый бизнесом, ещё многого не видите. Впрочем, извините, вы мой гость…

— Согласен, — Уэда, успокаиваясь, взял чашку с чаем. — Я впервые так разоткровенничался. Очевидно, потому, что у нас с вами много общего, связанного с прошлым. И вы с Савадой спасли жизнь моей семьи. Я его тоже с удовольствием взял бы на работу — прекрасный специалист. Кстати, где он?

— Вернулся на родину, но писем я пока не получал от него. Будет очень прискорбно, если с ним что-либо случилось. Поверьте, он замечательный человек.

— Я знаю, — поднялся гость. — Очень сожалею, что вы отказались стать моим представителем здесь.

— Я тоже, — поднялся и хозяин. — Но у меня к вам просьба. У меня есть знакомый инвалид, которого вы видели здесь. Он будет прекрасным агентом вашей фирмы. Ведь это он торговался с нашей помещицей относительно фундамента. Он честен, не подведет. Испытайте его, Уэда-сан.

— Согласен! Пусть напишет мне. Да и вы не потеряйте мою визитную карточку. Я всегда готов быть вам полезным. Если разыщется Савада-сан, сообщите ему мое предложение. Был рад встретиться с вами.

Ичиро проводил гостя и, вернувшись, крикнул:

— Эй, Акисада! Спишь, хромой воин?

Протирая глаза, появился инвалид.

— Ты что? Упился виски? — недовольно спросил он. — Сэцуо и дед уже спят, а ты кричишь.

— Чудак! — хлопнул его по плечу Ичиро. — Я тебе нашел работу. Отныне ты агент фирмы Уэды. Понял, деревянная нога?

Акисада растерялся. Он так страстно хотел иметь работу, так тяготился ролью иждивенца в семье Эдано, что чуть не прослезился и начал церемонно кланяться:

— Спасибо! Спасибо! Постараюсь оправдать рекомендацию!

— Ты совсем одурел! — рассмеялся Ичиро.

— Одурел. От радости! — покорно согласился инвалид.

* * *

Встреча с Уэдой взволновала Ичиро и отвлекла от тягостных мыслей, которые одолевали его после смерти Намико. «Нет, капитан неправ, — размышлял он. — Взять хотя бы нашу деревню. Как изменились люди за последний год! И так везде, во всех, даже самых глухих местах империи. «Выпустили из клетки, как баранов», — вспомнил он слова Уэды. — Нет, никто никого не выпускал. Наоборот, одну грубо сколоченную клетку заменили другой, с тонкой, но не менее прочной решеткой. Возле неё поставили чужих сторожей. Чтобы вырваться из новой клетки, надо бороться…».

Уже ложась спать, Ичиро вдруг ощутил, что забыл о чем-то важном, очень нужном. О чем же? Это подсознательно беспокоило его всё время после беседы с Уэдой. Как видно, дела у бывшего комбата идут недурно. Ишь как шикарно одет, да и пополнел изрядно. Ему хорошо проповедовать безразличие ко всем событиям в стране, оставлять все острые вопросы будущему поколению. Над ним не каплет. Впрочем, что от него можно было ожидать? Другие стали гораздо хуже, а этот по-своему честен. И пришел с добром, был откровенен, предложил работу ему и Саваде. Савада! Друг! Вот что, оказывается, мучило Ичиро сегодня. Как он мог забыть о своем верном друге? Почему? Сначала из-за счастья, а потом из-за горя? Завтра же надо непременно написать, разыскать…

Успокоившись, Ичиро заснул без сновидений.

2

Савада выглянул из люка моторного отсека. Развязав полотенце на шее, он вытер пот с лица и жадно вдохнул свежий морской воздух. После духоты и копоти там, внизу, голова немного кружилась, подступала легкая тошнота. Обрывистый берег, удаляясь к горизонту, стал узкой темновато-зеленой полосой, сливавшейся с морским простором.

Мотор ровно гудел, и механик присел на палубу, устало опустив плечи. Рыбацкий бот чуть покачивался на пологой длинной волне и неторопливо, как опытный бегун на марафонской дистанции, продолжал свой путь.

Савада ещё раз посмотрел в сторону берега. Он уже почти не различался — всё скрыла бескрайняя синева моря. Год назад механик ступил на землю своей родины, а сегодня вокруг него плещут беспокойные волны. И он даже рад, что рядом нет суши, ибо там, на этой суше, именуемой берегом Хоккайдо, остался год лишении, скитаний, унижения. Кто мог предполагать, что так получится?

Хоккайдо! Горы с белыми вершинами, мороз почти как в Маньчжурии, снег и слякоть зимой и березы, которые он раньше видел только в России, — правда, те были белее и стройнее. Он побывал во многих местах этого сурового острова: и на угольных шахтах Юбари, и в пыльном, грязном Саппоро, и в портах Отару и Хакодате. Но всюду люди жили трудно, голодно. Даже для такого умельца, как он, не нашлось дела.

Особенно резко он почувствовал это в шахтерском поселке Синюбари. В нём, как и в других окрестных селениях, властвовала компания «Хоккайдо Танко Кисен». Это было страшное царство, населенное людьми без улыбок и смеха, с глазами, полными горькой тоски и отчаяния.