Ветер из рая

Довольно быстро они все убрали – носилась, конечно, в основном официанточка. Потом она помыла посуду, сняла скатерти со столов, бросила в бак для стирки. «Ригонда» на коротких волнах продолжала играть вдохновляющее. Кир допил вино, снова приступил к ней: «Разрешите пригласить». Девушка согласилась, они затоптались в танце, но она оставалась с ним на пионерском расстоянии. Он зашептал: «Ну что ты щемишься, давай» – и взялся ее привлекать к себе все ближе и ближе. Выдал в пароксизме желания: «Ты же знаешь, кто мой отец, да он для тебя все что хочешь сделает, как сыр в масле будешь кататься!» Девушка оттолкнула его, вырвалась, отпрянула.

– Ты обещала! – с обидой вскричал он.

– Ничего я тебе не обещала! Отвянь!

И тогда, не помня себя от ярости, он заехал ей с правой. Девушка брыкнулась на пол. Он подбежал к ней и, не давая подняться, стал душить обеими руками. Она билась, попыталась лягнуть его, а потом ослабела, замерла.

Кир поднял ее. Она слегка застонала. Он взвалил ее и потащил по дубовой лестнице вверх, в спальни. Зашел со своей ношей в одну – здесь обычно размещали главных гостей. Бросил девчонку на кровать. Она была теплая и дышала.

Он сорвал с нее белый фартук, расстегнул кофточку, стащил лифчик. Начал мять ее маленькую худенькую грудь, приговаривая: «Не хотела похорошему – будет поплохому». Потом стянул юбку, трусики, улегся сверху. Девушка застонала.

Когда все кончилось, очень даже быстро, он стал приводить ее в чувство. План в его воображении выглядел незатейливо: он уговорит ее молчать, пригрозит, может, даст денег. «Ты же знаешь, кто мой отец, – вертелось на языке, – поэтому не вздумай жаловаться и заяву в милицию писать, будет только хуже».

Однако девчонка, как очнулась, сразу закричала: «Ты свинья! Тебе не жить! Я и тебя, и папашу твоего укатаю! Молчать не буду!»

Тогда он от обиды снова вмазал ей. Потом еще и еще. А когда она заткнулась и упала навзничь на кровать, он опять ощутил редкое воодушевление и снова бросился на нее. В ослеплении поелозил, а когда наконец очнулся, вдруг понял, что Наташка не дышит. Он стал слушать ее дыхание, потом искать пульс на шее, как учили на уроках НВП. Но пульса не было, а как реанимировать человека, его не учили.

Однако дальнейшие его действия оказались совершенно правильными – Кирилл Вадимович потом себя за них неоднократно хвалил. Первым делом он снял покрывало с кровати, на которой все происходило. Завернул в него Наташку.

Тельце взвалил на плечи, стащил по лестнице вниз.

Пошел в гараж. Взял ключи от разъездной «Волги», которую с утра столь тщательно намывал.

Сумел завести, вывести из гаража – прав у него не было, но водить умел: отец учил – раньше, когда он еще маленький был и отношения окончательно не испортились.

Пару раз заглох, но делать было нечего: подогнал «волжанку» ко входу в дом приемов. Открыл багажник. Погрузил в него Наташку, завернутую в покрывало.

Отворил ворота, огляделся. На улице никого. Одинокий фонарь светит. Гдето вдалеке собаки побрехивают. Вернулся в «волжанку». Выехал за ворота, закрыл их за собой. Пока у него все получалось неплохо.

Рванул по ночным улицам дальше от города. Навстречу попалась машина ГАИ. Его одинокое авто посреди ночи ментам явно показалось подозрительным, но разглядев номера – горкомовские! – останавливать лимузин не стали.

Он тормознул у первой же бухты по направлению к Южнороссийску. Свернул на вытоптанную площадку, с которой туристы любовались видом. Переждал, пока не будет по дороге проезжающих фар. Прислушался. Одна машина стихает вдали, новых не наползает.

Открыл багажник, вытащил тело. Как хорошо, что девчонка худенькая. Вот бы он толстуху Марианну уестествил! Замучаешься потом тело прятать! Только по частям!

Волоком подтащил тело к обрыву. Высвободил из кокона. Это он правильно придумал, что нельзя покрывало на теле оставлять. Коли так, сразу свяжут убитую и дом приемов. На покрывале наверняка инвентарный номер имеется. А если валяется одно полураздетое тело – кто знает, кто и где девчонку подкараулил.

Он сбросил ее вниз с обрыва. Словно тряпичная кукла, тело полетело с нелепо заломленными руками и ногами. Грохнулось о камни.

Тогда он достал ножницы, которые предусмотрительно захватил с собой из дома приемов, и порезал покрывало на лоскуты.

На обратном пути еще раз остановился. В багажнике нашлась канистра. В те времена все водилы, даже горкомовские, возили с собой бензин: вдруг гденибудь на трассе возникнут перебои с горючкой, а на привычную бензоколонку топлива не подвезут.

Он щедро плеснул на полосы, нарезанные из покрывала. Ушел с ними в лес. Поджег. Ленты ярко вспыхнули и сгорели все без остатка. Сухой палкой он разворошил пепел.

После, дивясь, как ловко у него все получается, Кирилл вернулся к машине, сел и поехал назад, в город.

Там завел машину на территорию дома приемов и поставил в гараж. Закрыл ворота. Было уже полпервого ночи.

Пешком он вернулся домой. Предстояло самое страшное и сложное: разговор с отцом. Это было потяжелее убийства.

* * *

Отец с матерью одну постель давно не делили.