Ветер надежды

Павла спустилась по трапу на пристань. Поставив чемодан и, свистом подозвав чернявого молодого носильщика, она двинулась в сторону стоянки такси. Анджей остался торговаться с пролетарием по цене доставки чемоданов к выходу из порта. Напарник же, с его уровнем знания французского, конкурентом в этом вопросе ему точно не был. Павла уже почти дошла до площади, как по ушам ее резанул женский визг. Не понимая и десятой части из разгневанно звучащей взволнованной тарабарщины, Павла чисто на инстинктах бросилась на звук.

Под заливающийся откуда-то с набережной жандармский свисток, она успела лишь заметить лежащую на камнях женскую фигурку в довольно фривольном наряде, цепляющуюся за ручку дамской сумочки. В другую ручку этой сумочки вцепилась ручища стоящего над ней здоровяка с расцарапанным лицом. Рядом ему что-то кричал плотный невысокий мужчина, одетый в черное. И хотя ситуация еще не прояснилась полностью, но тренированные кулаки в кожаных перчатках гонщика уже замелькали с обеих сторон от головы 'победителя женщин'. Прежде чем водоворот нежданного мордобоя захлестнул ее с головой, Павла успела лишь крикнуть по-английски — 'Брось сумку, мерзавец!'. В себя она пришла только когда у нее на плечах повисли двое дюжих жандармов. Сбоку Анджей что-то яростно доказывал какому-то чиновнику, махая у того перед носом американским паспортом. А Павла стояла со скрученными за спиной руками, и тяжело дыша, пыталась отыскать взглядом своего соперника. Того нигде не было. Сидящую на камнях женщину уже осматривал какой-то усатый врач…

'Что это было вообще? Кого это я тут мутузила? И куда это все делись? Гм. Это что же, меня тут арестовывают, за то, что я типа на эту девицу напала? Совсем они охренели шерамыжники!'.

В жандармском участке Павла с горем пополам смогла рассказать свою версию событий, и отказалась ставить подпись под протоколом под предлогом слабого знания языка. Анджея к ней не пустили, и он унесся спасать своего беспокойного напарника. Местные блюстители уличного спокойствия и благолепия, после едва понятного экспрессивного внушения о пользе покаяния в содеянном, оформили задержание. После чего Павла была, наконец, отправлена в камеру предварительного заключения. Было и так понятно, что ее отпустят уже завтра, свидетели ведь еще там на набережной блеяли про спасение молодым мсье женщины от бандитов, но французские законники излишним рвением не страдали, и решили все оставить до утра.

Спасть ей не хотелось, мысли не шли в голову, и Павла расслабленно впитывала в себя непрекращающийся бубнеж соседей по камере. Толстяк в своих россказнях снова начал повторяться. А длинный пожилой итальянец с грустным лицом выражал сочувствие его рассказу, то и дело, вспоминая о своей громкой славе и замечательном доме в Спрингфилде, который он потерял из-за наглого и жадного кредитора. Эти двое пытались растормошить мрачного рыжего парня, который, судя по односложным ответам, был в тюрьме впервые. От компании портовых воров слышался хохот, там люди давно свыклись со своей планидой, и сейчас просто забавлялись похождениями друг друга. На своих менее опытных сокамерников они снисходительно посматривали с профессиональным интересом, но пока не лезли на открытый конфликт.

'Эх! Взгляни-взгляни в глаза мои суровые. Взгляни, быть может, в последний раз… Мдя-я'.

Павле надоело медитировать, и на ум пришло решение заняться анализом раскладов в местном коллективе. Как это могло помочь им с Анджеем, она пока не знала. Из всего услышанного удалось вычислить примерно такую картину. Кроме нее и того рыжего безработного задержанными за драку оказались еще пятеро. Расхристанный внешний вид парочки Роже и Рене свидетельствовал об их принадлежности к портовой шпане, но на матерых сидельцев юноши не тянули. Третий драчун по имени Гийом казался в своем костюмчике клерком средней руки, но хорошо набитые костяшки выдавали в нем опытного кулачного бойца. Хмурый мужчина с умным лицом и в очках с роговой оправой, не проронивший за весь вечер ни слова, вызвал ассоциации с каким-то 'книжным червем'. Ну, а жизненное кредо тридцатилетнего мужчины с блокнотом никаких сомнений не вызывало. Павла была уверена на сто процентов, что смотрит на собрата по профессии чикагского репортера Поля Гали. И если в Штатах имя Моровски уже хоть что-то значило, то на Континенте нужно было все начинать сначала, только временем на повторение подобных же похождений на территории Европы 'засланцы' не располагали. Поэтому мысли Павлы сразу побежали в сторону использования этого нежданного знакомства, ведь именно журналисты могли существенно помочь разведчикам в оставлении нужного следа. Павла отметила себе этого, невесть каким образом попавшего в тюрьму, 'борзописца' и продолжила обзор.