Ветер подскажет имя

– Ну же… давай… – прошептал Глеб и, желая ускорить результат, развел руки в стороны и прислонился всем телом к бархатной стене. Щека почувствовала прохладу, но потом нахлынуло тепло, и Глеб закрыл глаза. Он торопился и поэтому не сразу смог откинуть лишние мысли в сторону и сконцентрироваться. В голове пронеслись голоса, сначала тихие, но потом шум принялся нарастать и наконец отозвался резкой болью в ушах. Темнота приобрела коричневый оттенок, желтые пятна закружились, становясь то темнее, то светлее, проступили контуры коридоров, комнат, дверей… Глеб почувствовал жар огня, мелькнули застывшие лица японских крестьян и рыбаков, темноту прорезали углы картин, шум вновь обрушился неожиданно, и теперь заломило в затылке. – Все не то, – недовольно пробормотал Глеб, морщась, понимая, что отель не позволит ему «ходить» по чужим коридорам слишком долго. Вернее, не отель, а сокровища Мелихова. Они несли в себе наслоение прошлого, и оно шумело, не подпуская ближе. Метнувшись правее, Глеб почувствовал некоторое облегчение. Кабинет… Здесь почти тихо… Библиотека… – Всем молчать, – автоматически произнес он, подозревая, что от книг пойдет не меньшая волна голосов. В висках предупредительно застучало, но спасением стал свет, льющийся из окна. Он падал на стол и победно выделял русский линейный корабль «Полтава», будто застывший перед тем, как поплыть к новым берегам. – Охренеть… – выдохнул Глеб, отлип от стены, быстро вернулся в лифт и провел ладонью по лицу, освобождаясь от тяжести увиденного.

«Многоуважаемая Небесная канцелярия, я правильно понимаю, что двух оригиналов быть не может? Да, собственно, я знаю, где подлинник, а где копия. Федор Дмитриевич, подозреваю, вы готовы на все, чтобы заполучить еще одну дорогую игрушку… Катя, держись! Мелихов наверняка захочет протоптать дорогу к твоему сердцу. Влюбленная женщина отдаст все».

Нажав кнопку второго этажа, Глеб посмотрел на неподвижную блондинку, почесал затылок и участливо спросил:

– Сволочи мы, да? – Затем немного помолчал и добавил: – Приятно, когда со мной никто не спорит.

* * *

Давным-давно…

Они ехали довольно долго, давая лишь изредка лошади отдохнуть. С непривычки у Саши немели ноги, но она стеснялась сказать об этом Янко, терпела и пыталась сжимать и разжимать пальцы, чтобы хоть немного облегчить свое незавидное положение. Лепешки, испеченные Гедой, были необыкновенно вкусными, они пахли шкварками и пряной зеленью, но к запасам следовало отнестись разумно, впереди дальняя дорога, нельзя съесть все за один день.

– А сколько осталось до станции? – спросила Саша на первом привале.

– Недолго, но мы поедем дальше.

– Почему?

– В первую очередь о тебе начнут спрашивать именно на ближайшей станции. Тебе туда нельзя.

– А как же тогда?..

– Довезу тебя до Брянцевских болот, дальше пойдешь сама, а мне возвращаться надо. Дорога не близкая, но расстояние тебе под силу будет. Не бойся, путь укажу, не заблудишься. – Яков посмотрел на лепешку, но не отломил себе куска. – Доберешься до Сусловки и иди в кузню. Степана спросишь, скажешь от Янко пришла, он тебя до Петербурга и довезет, а там уж рукой подать.

Саша чувствовала, что сын Геды – человек неразговорчивый, его фразы были резки и обрывисты, но так хотелось услышать подробности и обрести хоть небольшую уверенность. Денег нет, и на станции пришлось бы как-то выкручиваться и что-то придумывать, возможно, просить, умолять, но… Неужели впереди опять ледяная дорога, страх и одиночество?

– А лесом придется идти или полем?

– И лесом, и полем.

Янко сделал еще две остановки, а потом ехал, пока лошадь не начала фыркать, а небо темнеть. Протянув Саше мешок с дарами Геды, он указал на нужную дорогу и сказал:

– Иди по ней, пока не упрешься в лес. После иди лесом, но только прямо, никуда не сворачивай, а то заблудишься. Да и болота здесь жадные. Затянут. Затем будет поле, а за ним дорога узкая, как змея вьется, ни с чем не спутаешь. Иди по ней, пока церковь не увидишь. Вот там и Сусловка.

– Скоро ночь.

– Она светлой будет и теплой, я знаю.

Если бы Саша посмела, если бы могла, она бы бросилась к Янко со слезами на глазах и попросила забрать ее в табор. Русые волосы можно спрятать под платком, а цветастая юбка и яркая кофта с бахромой перечеркнут благородное происхождение. Но только не новая дорога, не лес, не промокшие ботинки, не холодный ветер, обжигающий лицо…

В глубине души Саша знала – надо идти. Спасение в таборе будет временным, да и за ее слабость придется расплачиваться цыганам. Разве можно так «отблагодарить» Геду и ее сына Янко?

– Большое спасибо. Пожалуйста, повторите еще раз, как мне идти. Боюсь, от волнения я не запомнила.