Дальше Кыса не слушал. Он увидел в зеркальной створе пошедшую красными пятнами, перекошенную рожу зятя. Его яростно раздувшиеся ноздри. Перевел взгляд на свое отражение. Моложавый и даже симпатичный. Но какое же уставшее лицо с потухшим взглядом. Куда девался прежний Иван Петровский? Кто убивал его все эти годы?
Кыса сделал шаг в сторону от зеркала. Кажется, спальня сестры ожила и разъехалась в пространстве, и этот проклятый бывший муж сестры, причина всех Кысиных бед, вдруг оказался как на ладони. Кыса сфокусировался на Фединой спине, обтянутой тонкой водолазкой.
Подстрекатель Моррисон поет из кухни, что наступил конец всем планам. Ну уж нет, пора начинать строить планы заново. Нож в правой руке потяжелел. Кыса крепче сжал пластиковую оранжевую рукоятку. Изи как раз про него говорила. Именно этот ножик Нюкта якобы воткнула под лопатку отцу. Черт, почему она этого не сделала?
– Квартиру обнесли, пока девки где-то шлялись… – под нос бубнил Федя и рылся в бумагах. – Или они же и сперли… Нюкта-то видела, как я пачки в сейф убирал. Вот ведьма, стоило на день раньше вернуться…
Кыса не слушал, среди торчавших из сейфа бумаг заметил знакомый файл. Это его расписка. Купчая на него. Вот он, шанс! Моррисон заорал из кухни: «Kill! Kill! Kill!» Блестящее лезвие с полосой протухшего жирка, сгибаясь и вибрируя, двумя толчками проникло под острую лопатку.
Вот теперь конец.
Кыса вытянул расписку из бумажной кучи, сложил злосчастный документ несколько раз и спрятал в маленьком кармашке джинсов. Порылся в остальных доках – вроде бы ничего ценного. Заглянул в металлическое нутро сейфа – денег нет. Видимо, девчонки и правда обнесли папаню. Раз узнали, что в доме крупная сумма, причем ненадолго.
Тем временем Федя медленно завалился на бок. Скорчился, дернулся и раскорячился на ковре в неестественной позе. Алое пятно на водолазке расползалось и темнело. Отблескивало жирным. Лицо покойника щекой на густом ворсе напоминало теперь мордочку летучей мыши.
Кыса растопырил пальцы правой руки, ладонь чистая. Только белая вмятина от ножа, и та исчезала как ненадежный свидетель.
Вытянул у мертвеца из брючного кармана несвежий носовой платок, протер ручку ножа, которая торчала из спины зятя, словно крылышко насекомого. От мертвого тела исходило какое-то бурление. Будто в трупе бродили и кипели жизненные соки. Кыса, пятясь и поворачиваясь то тем, то другим боком, обследовал свою одежду, нет ли брызг. Минуты три он вертелся перед зеркалом, как перезрелая кокетка. В комнате становилось жарко: мертвец не холодел, а, казалось, нагревался как печка.
Кыса прижал руки к животу. Теперь главное – ничего не трогать. И никому не попадаться на глаза.
В коридоре на Кысу глянул незнакомец с холодными глазами и перекошенным ртом, как после анестезии у стоматолога. Еще одно зеркало. Нащупал языком рыхлую шишку от прикуса. Когда он нервничал, то не только проглатывал «р», но и жевал губы и изнанку щек.
Моррисон стал неуместен в банальной квартире Угаренки. У Петровских комнат было меньше, но они – просторные, с высокими потолками. Сестра и тут повелась на количество, согласившись на пятикомнатное жилище, где можно было устроить кабинет, о котором всегда мечтала. Кыса замедленно двигался по кухне, носовым платком покойника прошелся по ящику с приборами, по столешнице, по дверце холодильника, на всякий случай по всем предметам, которых мог машинально коснуться. Долго всматривался в колонку, что же с ней теперь делать. Наконец догадался вырубить музыку. При помощи того же платка открыл входную дверь, выбрался на цыпочках. Осторожно потянул, чтобы захлопнуть. Вдруг сверху, этаже, наверное, на четвертом, зашумел лифт. Кыса, прыгая через три ступени, скатился по лестничному пролету и, преследуемый спускающимся лифтом, плечом вышиб подъездную дверь. Тут же, чтобы не попасться на глаза соседям, метнулся в кусты.
Заворачивая за угол дома, успел увидеть, как из подъезда вышла старушка в беретике, держа в охапке что-то вертлявое, вроде бы собачонку.
Только минут через десять Кыса остановился, отдышался. Захлопнулась ли квартирная дверь. Вроде бы он слышал щелчок. Вернуться, проверить – нет, сейчас невозможно. Еще наделает глупостей. Слава богу, на автомате прихватил свою сумку. Дрожащими руками вытянул из кармана телефон, пора выбираться к вечернему клиенту. Держись, Кыса, ты теперь свободен.
3