Ветер возмездия. Уроки Токийского международного военного трибунала

Обвиняемые внимательно слушали обвинительное заключение, держа в руках свои экземпляры. Некоторые что-то записывали. Только Окава беспокойно вертелся на скамье. Расстегнув рубаху, он почесывал впалую грудь. Расстегнутая рубаха сползла с плеча. Заметив это, председатель трибунала австралиец сэр Уильям Уэбб снисходительно взглянул на Окаву и приказал конвойным застегнуть ему рубаху. Американский полковник, стоявший позади Окавы, выполнил это распоряжение, но подсудимый снова расстегнулся. Так повторялось неоднократно. Внимание зала постепенно сосредоточилось на этой комической сценке, и торжественный ритм судебного заседания нарушился. Тогда американский полковник положил руки на плечи Окавы и каждый раз, когда тот пытался пошевелиться, прижимал его к скамье. Это длилось несколько минут. То ли Окава устал, то ли ему надоела эта возня, он наконец обернулся к полковнику и улыбнулся ему, как бы говоря: все в порядке, я все понял…

Снова воцарилось торжественное спокойствие, и чтение обвинительного заключения было продолжено. Но Окава вновь нарушил покой в зале. Внезапно наклонившись вперед, он сильно ударил Тодзио по голове свернутым в трубку обвинительным заключением. Звук удара гулко разнесся по залу. Лихорадочно засуетились кинооператоры, находившиеся со своей аппаратурой на галерее, расположенной над скамьями подсудимых. АТодзио спокойно и неторопливо обернулся и… улыбнулся бывшему сообщнику.

Председатель объявил перерыв. Военные полицейские поспешно вывели Окаву. Следом в комнату для подсудимых ринулись журналисты. Они застали Окаву стоящим у стола. После паузы он медленно, но отчетливо заговорил по — английски:

— Тодзио дурак, я должен убить его. Я за демократию, но Америка — не демократия… Я не хочу в Америку, потому что она помешалась на демократии. Вы понимаете, что я хочу сказать? Помешалась! Я ничего не ел семьдесят два дня, еда не нужна мне… Я питаюсь воздухом.

Он выразительным жестом показал, как делает это.

Один военный полицейский из охраны сообщил журналистам, что Окава действительно ничего не ест и морит себя голодом. Ему шестьдесят лет, а он уверяет, что „ему необходимо встретиться с матерью, которая только что приехала в Токио“. В заключение полицейский убежденно заявил: „Поверьте мне, парень спятил“. Полицейский, видимо, разбирался в таких делах.

Заключение судебно-психиатрической экспертизы, поступившее через несколько дней в распоряжение трибунала, гласило: „Сюмэй Окава, 1886 года рождения, страдает психозом в результате сифилитического менингоэнцефалита. Болеет сифилисом тридцать лет. Повышенная возбудимость, мания величия, зрительные галлюцинации, неспособность к логическому мышлению, недержание мочи, плохая память и самосо-зерцательность. Этот пациент неспособен отличать плохое от хорошего.

Внешний вид — неряшливый, чрезвычайно велико чувство собственного „я“, считает себя величайшим человеком мира. Лицо отражает все его переживания. Говорлив. Пребывает в маниакальном состоянии. В палате все разбрасывает как попало, пишет бессвязные письма, отдает величественные распоряжения санитарке, принимая ее за госпожу Макартур“.

То есть экспертиза признала Сюмэя Окаву, идеологического отца японского фашизма, невменяемым. В зал судебных заседаний его больше не доставляли: трибунал исключил его из числа подсудимых».

* * *

Весь ход подготовки к судебному процессу дает основания утверждать, что список обвиняемых, подлежащих преданию суду, был продиктован Джозефу Кинану генералом Макартуром, действовавшим по указаниям из Вашингтона, официальные круги которого решили спасти от ответственности подлинных хозяев милитаристской Японии и вдохновителей японской экспансии.

Правящие круги США постарались сохранить реальную власть в руках старых реакционных сил, убрав наиболее одиозные фигуры. Они «пожертвовали» лишь некоторыми лидерами японской милитаристской клики, имена которых были слишком ненавистны народам, пострадавшим от японской агрессии, и которые именно по этой причине не могли в дальнейшем быть использованы американскими империалистами как будущие руководители Японии.

В изданной в 1964 году в Нью-Йорке книге Макартура содержится весьма ценное признание, которое, пожалуй, следует привести полностью:

«Ничто не доставляло мне столько хлопот, как Международный трибунал над японскими военными преступниками в Токио… Я всегда был против этих судов над государственными и военными деятелями, которые вели войну. Что касается японцев, я предлагал ограничиться обвинением лишь тех, кто организовал нападение на Пёрл-Харбор. К сожалению, этот вопрос был вне моей компетенции. Однако меня удивило спокойствие, с которым этот суд был встречен в Японии.