Въездное & (Не)Выездное

В международном аэропорту мы еле-еле нашли парковку. Прежний бесплатный паркинг был урезан втрое, стенка в стенку с ним шла неведомая стройка, куда было идти – решительно непонятно: ни указателей, ни света, битый щебень, мрак, грязь под ногами, вой кранов, брызги сварки. Мы потащили чемоданы туда, где смутно угадывался аэропорт. Через минуту над нами навис ковш экскаватора, и грянуло классическое «Куды прешь?!». Однако человек в каске, уразумевший, что люди прут на рейс, но не знают «куды», сменил гнев на милость и показал на незаметную щель в заборе, куда следовало переть дальше, чтобы не получить но голове башенным краном.

– Развели говнище, – честно сказал он, харкнул на землю и скрылся.

– Господи, и эта страна купается в нефтедолларах! – еще раз воскликнула жена.

Я промолчал, потому как спорить с женской логикой бесполезно. Ничто вокруг нас не указывало, что страна купается в нефтедолларах. Все вокруг нас указывало на то, что в стране осваиваются нефтедоллары – зло, отчаянно, с чуть ли не показным харканьем – и что целью этого освоение является освоение, но никак не, прости господи, забота о ближнем, не говоря уж про дальнего.

– ОНИ, – продолжила жена, выделяя интонацией слово ОНИ, как выделяла его в те времена, когда мы еще читали Солженицына в самиздате, – понимают хоть, как к России должен после такого относиться иностранный турист?

Я опять промолчал, потому что было странно представить, чтобы ОНИ хоть раз в жизни парковали ИХ машины на публичных стоянках и везли к аэропорту чемоданчики на колесах. Думаю, что ИМ вообще странно было представить хоть что-нибудь в своей жизни, осуществляемое на общих основаниях. ОНИ ведь не президенты Франции, приписанные к районной поликлинике, и не мэры Лондона, добирающиеся на велосипеде на работу.

Но мы от НИХ улетали, так что если ОНИ были творцами зла, то без НИХ должно было быть хорошо. Нам и было. Отличный борт «Люфтганзы», ходившие по расписанию автобусы и свежевымытый, весь в зелени, Мюнхен, город, подробности пребывания в котором я опущу. Там и большой Рубенс был на месте, и маленький Рембрандт, и конфетного вида площадь Мариенплац. Для любознательных же соотечественников, никогда в Мюнхене не бывавших, скажу только, что это замечательно богатый старинный город, при взгляде на который никогда не поверишь, что 85 % его было разрушено в войну. В Мюнхене особо привлекателен крохотный, полтора на полтора километра, центр, который, однако, не обойти и за три дня. С изобильнейшим рококо, встреча с которым в России редкость. Рай для немецких пенсионеров, сбивающихся в огромные стаи, – и каких пенсионеров! Настоящих прекрасных фриков. Встречали мы там и жестко мелированную даму лет ста в белом платье с нашитыми розами; и ее ровесника с забранной в pony tail сединой, выгуливающего разом полдюжины собачонок (с которыми, кстати, в Мюнхене пускают и в магазин, и в ресторан, и даже, кажется, в оперу). А у «народовольцев» (пивная могла принять разом с тысячу человек) 70-летняя кельнерша такой валькирией летала по залу, что Вагнер отдыхал.

А еще в Мюнхене немало магазинов, являющихся, по сути, галереями промышленного дизайна: и семейный универмаг Radspieler (запутанный и странный, c барочными потолками), где торгуют, как бы это поточнее описать? – точно тем же, что поставляли Людвигу Баварскому, и где реально купить ночной колпак и наусники. Или ManuFactum, где я как раз нашел свою лейку и где нет ни одной вещи, производство которой не было бы начато как минимум полвека назад: там есть и правильно обрезанные гусиные перья, и деревянные кубики, какими я играл в детстве. Или KARE, где мешаются все стили – от превосходно поддельной Индии до какого-то совсем уж нью-йоркского гламура, с обманно кривыми зеркалами в серебряных рамах.

В общем, будет возможность слетать – летите непременно; я же возвращаюсь в Россию, причем налегке в буквальном смысле: по возвращении выяснилось, что весь мой багаж пропал. И все, что нажито непосильным трудом (замшевая куртка – две, душ-лейка – три, и далее по классике) заблудилось в недрах «Люфтганзы». Хорошенькое возвращение, правда? Особенно ночью.

И вот тут люди, призванные оформлять документы на пропавший багаж, опять оказались как-то не по службе добры. Они, конечно, сначала забыли выдать мне квитанцию с подтверждением потери, но зато потом всячески утешали и говорили, что это потому, что «Люфтганза» перешла на электронные билеты; и что все непременно найдется, прилетит первым утренним рейсом, будет доставлено на дом – и что уже в полдень, максимум в час дня, мне позвонят.

И я, шмыгая носом, но утешенный, поехал по Москве по раздолбанному Ленинградскому проспекту, где шел ремонт, но не было предупреждающих знаков, зато имелось сразу две взаимоисключающих разметки, причем каждая, если по ней честно ехать, приводила в бетонный надолб – но я, слава богу, как опытный гражданин России, ехал нечестно, поэтому остался жив.

В полдень, однако, «Люфтганза» не отозвалась. В час дня тоже.