Вид на Старый город

Когда-то социология привлекла ее возможностью понять не просто одного человека, а общество в целом. Казалось, через это можно приблизиться к загадке жизни, понять, как устроен мир. Только ничего не получилось. Все эти фокус-группы и проценты просто фиксировали реальность и мало что объясняли. В Бога верят 74 процента немецких детей и только 23 процента молодых немцев. А что же стало с 51 процентом? Где он растерял свою веру? Не выдержал искушений взрослого мира? Стал циничным? Почему отвернулся от Него? Опросы молчат, потому что молчат сердца…

Университет теперь ассоциировался у Марты с пауком, в сети которого она попала по неосторожности. Наверное, нужно было подавать документы куда-нибудь в другое место, но она слишком любила свой город, свое средневековье и Дунай.

Даже внешне здание университета напоминало громадного паука — построенное в шестидесятые годы, по моде того времени, оно представляло из себя множество серо-черноватых корпусов, переплетенных между собой переходами. Оно не имело отношения к городу, пришедшему из средних веков. Да, с первого взгляда Марта должна была понять, что это не то. Хотя при чем тут университет? Ошибка коренилась где-то глубже, это была заноза, которую еще предстояло найти, вытащить и исцелиться. А пока она беспрепятственно отравляла Марте жизнь.

Был вечер пятницы, дождь беспощадно заливал город. Марта сидела в своей крохотной квартире, и настроение у ней было хуже некуда. Пустота, образовавшаяся внутри, словно голодный зверь, была готова поглотить ее целиком. Ни надежд, ни желаний, ни мыслей, и непонятно, откуда взявшаяся боль, тягучая, изматывающая, такая, что нет сил терпеть. Да, так болит пустота. Надо ее заполнить, быстрее, быстрее… Марта попыталась спастись сигаретой, но опустошение было слишком сильным — руки не слушались, она закрыла лицо руками и заплакала. Она все поняла.

— Плохо, плохо, человеку без Бога, так где же Ты? Ищу Тебя, тоскую, а Ты не приходишь, не протягиваешь руки, не спасаешь. Что я делаю не так? Может, верю не так? Может, духовно бесчувственна? Но не по воле своей. Господи, услышь меня, не оставь!

Дождь и Марта рыдали вдвоем. Тучи, словно набрякшие веки, прикрыли усталому, грустному небу глаза, спрятали заодно шпили собора святого Петра и дерзкие башни. Приходит время плакать, и от этого никуда не деться.

Вновь с небывалой и опасной тишиной пришли выходные. Марта тоже проснулась с установившимся молчанием внутри. Молчала боль, молчала пустота, но в сердце по-прежнему чувствовалась тяжесть. Надо было что-то делать, двигаться, менять картинку вокруг себя, иначе — Марта была в этом уверена — все начнется заново, душу разорвет на куски адский зверь, и захочется совершить что-то непоправимое.

Она перешла мост, пошла по противоположному берегу Дуная. Остентор — Восточные ворота, манили выйти за пределы города и отправиться в путешествие. Там, за пределами Регенсбурга (а вот и автобус), имелось необычное, красивое место, которое Марта любила еще со школьных времен. Вальгалла.

Вальгаллой в скандинавской мифологии называли небесный чертог павших в бою храбрых воинов, которые там пируют, пьют неиссякающее медовое молоко козы Хейдрун и едят неиссякающее мясо вепря Сэхримнира. В этом замке павшим воинам и богу Одину прислуживают девы воительницы — валькирии. Освещается Вальгалла блестящими мечами. В общем, отличное место.

Вальгалла же регенсбуржская имела с мифологической ряд сходных черт — устремленность к небу (ее выстроили на высоком берегу Дуная) и память о достойных людях. В Пантеоне германской славы находились бюсты и мемориальные доски около двухсот выдающихся людей, и не только немцев. Здесь можно было увидеть мраморных Иоганна Себастиана Баха, Альбрехта Дюрера, Мартина Лютера, Отто фон Бисмарка, Коперника, Барклая де-Толли, австрийскую императрицу Марию-Терезию и русскую Екатерину II, Эйнштейна и многих других.

Вальгалла была заложена одним из знаменитых баварских королей, Людвигом Баварским и возводилась на протяжении тридцати лет, с тысяча восемьсот шестнадцатого по сорок второй год. Людвиг отличался горячей страстью к древней Элладе, поэтому архитектор Лео фон Кленце построил здание в древнегреческом стиле, по образцу Парфенона. Массивный храм, возвышающийся над водами Дуная, с гигантской лестницей, в окружении темноватых холмов с выступающей местами горной породой. Такое сочетание древнегреческой архитектуры, светлого камня и суровой германской природы особенно поражало воображение в ненастный, бессолнечный день.

Ко всему Вальгалла имела непростую историческую судьбу: ее величие и имперский дух были по достоинству оценены Гитлером, Вальгалла стала местом паломничества вождей рейха, символом нацистского духа. «Дойчланд юбер алес»[2].