Вид на Старый город

У Марты внутри что-то всколыхнулось, будто спавшая крепким сном птица услышала свое имя ли, знакомый ли голос. Эта птица вынула голову из-под крыла, расправила крылья, она боялась лететь, и все ждала того голоса, который бы дал ей правильное направление.

Вошла Светла, оглядела стол.

— Димитр! Ракией и разговорами гостя не накормить.

— А что же ты возишься, дорогая?

— А что же, жаркое само приготовится? — супруга взяла суровый тон, но ссора не успела разгореться.

— Айдэ[1], милая, присаживайся, будем потчевать фрау Марту. Но сначала помолимся. — Все встали, Димитр прочитал молитву на болгарском, перекрестил стол.

Светла все подкладывала и подкладывала Марте в тарелку неисчислимые яства, Димитр под укоризненные взгляды жены подливал ракии, рассказывал забавные истории из своей жизни, про посетителей магазина, иногда между супругами разгоралась перепалка, после которой сразу следовало: «Айдэ, милая!» и становилось ясно, что все это не больше, чем игра. В конце концов, Марта уже не смогла осилить баницу с тыквой и грецкими орехами, на что Светла строго сказала:

— Заверну тебе домой.

Хозяин ушел варить кофе по-турецки, а Светла, наклонившись к Марте, зашептала:

— Девочка моя, а я думаю, что все это ерунда. Депрессия, стресс. Тут у всех чуть что: «Я в стрессе, я в стрессе». Пожили бы с наше. А вообще что для женщины главное — муж, дети, семья, остальное, если надо, приложится. Замуж тебе надо, вот и все. И кучу детишек. Тогда ни на какую депрессию времени не останется.

— Чему ты там поучаешь бедную фрау Марту? Учишь печь пироги?

— Печь пироги? Велика наука! Учу ее жизни, они, молоденькие, сейчас думают все не о том. А потом, видите ли, немецкая демография бросает им вызов. Еще бы!

Светла понесла на кухню поднос с грязными тарелками.

В доме воцарился запах кофе. Димитр допивал ракию.

— Знаешь, я тебе тоже что-то скажу. Что меня мучает. У меня есть сын, он очень хороший человек, но иногда я его не понимаю. Он слишком, как бы это сказать, не эгоистичен. Он думает, что у каждого человека в этом мире есть своя миссия. Что все мы, словно Христос, имеем важный, осмысленный путь и не должны растрачивать жизнь на сиюминутное или жить только для себя.

У него уже с юности были подобные устремления. Когда Светла заболела раком, решил, что будет врачом, чтобы спасать людей. Приходит десятилетний мальчик со слезами на глазах и говорит, что не хочет, чтобы люди умирали… Я думал, что с годами это пройдет, что это период взросления, максимализма. Ведь учиться на врача очень сложно, и работа эта нелегкая, а не дай Бог, твой пациент умрет… А он нет, не передумал. И сейчас очень хороший специалист.

Но ему все мало. Развелся с женой из-за того, что она не захотела усыновить ребенка. У них не было детей, а тут больной мальчик из Болгарии, без родителей. Мой сын загорелся, очень хотел ему помочь, а невестка встала в позу: «Чужой мне не нужен!» И все тут. Уж не знаю, прав ли был сын, но живет теперь один: и ни жены, и ни ребенка. И, знаешь, иногда так рвется в Болгарию, говорит, все, переезжаю. А зачем он туда поедет? Где там работать? Ни хороших больниц, ни хороших денег за труд, кому он там нужен?

И странно мне, он же здесь родился, что ему до Болгарии? Ну, съезди на родину предков, ну, навести родных, помечтай о несбывшемся, но зачем жизнь себе ломать? Так хорошо устроился в Германии, работа, жилье, машина, не понимаю. Зачем метаться? Там родным уже не станешь, а здесь можешь все потерять. Это я по себе знаю. Эмигрантская судьба нелегкая. В чужой стране — чужой, а вернешься в свою — тоже чужой. Такой вот парадокс. Нет, я не обо всех говорю, о себе, конечно.

А вообще, знаешь, не то, чтобы я его не понимал… Просто иногда кажется, его жизнь — вроде как упрек моей. Вот он смог не только для себя жить, а я нет. Я сразу решил, кто мне близкий, а кто далекий, и границ не переходил. Думал прежде всего о семье, о детях, о друзьях.

Он людям жизни спасает, а я над старинным барахлом трясусь. Он от Болгарии с ума сходит: «Родина моя, родина!», а мне и здесь хорошо, моя Болгария — в Регенсбурге, и мне ее достаточно. И чувствую я себя как будто проигравшим, а он будто выиграл. Только никто не спорил и не сражался.

Нет, дети должны быть лучше своих родителей это так, лучше, удачливее, умнее, красивее. Только при взгляде на таких детей вдруг понимаешь, что свою-то жизнь прожил не так. А время уже ушло.

Извини, Марта, я так долго говорил. Это все ракия-ракийчица! Да и, если честно, побеседовать по душам не с кем. Жена скажет: «Не говори чепухи!» Сосед Мирко и вовсе не поймет, о чем я. А с другими и откровенничать не хочется. Так и живем, люди, каждый в своей скорлупе.

Вернулась Светла с пакетом, где томилась румяная баница, попробовала кофе. Что-то сказала по-болгарски. Димитр ответил, оба рассмеялись, потом извинились перед Мартой, и лица у них были очень счастливые.