Вид с больничной койки

Война исковеркала личную жизнь Таисии Алексеевны вкривь и вкось. В бою за город Ужгород сложил свою буйную голову ее муж и боевой товарищ — Степан. Всего-навсего двадцать лет исполнилось вдовушке, то была ее первая и последняя любовь.

Сразу ж после демобилизации наша воительница приехала на родину Степана, в украинское местечко Ямполь. Чужие люди приняли ее как родную, так что отпал вопрос о жилье. Сразу же и работа нашлась: фронтовичку взяли в аппарат райкома партии, на должность инструктора. Казалось, дело весьма перспективное, интересное, хотя и опасное. Тогда как раз подняли головы бандеровцы. Бандиты днем и ночью творили свои черные дела.

В то же время жизнь брала свое. День ото дня все звонче и бойчей звучал на улицах смех. Палисадники ломились от веток сирени, жасмина и буйства всевозможного разноцветья. Следуя зову природы, местечковые красавицы достали из скрыней и сундуков давно ненадеванное убранство; заодно, конечно, и ленты, и бусы, и монисты, серебряные браслеты и прочие побрякушки. Таисия же наша и в будни, и в праздники по-прежнему ходила в строгой военной гимнастерке и в форменной юбке цвета хаки.

И все же трудно против зова природы устоять. Строгая на вид и безупречная в отношениях с людьми, Таисия Алексеевна однажды явилась на службу с сережками, нарушив негласный, но строгий партийный этикет. Все остальное в облике, в одежде инструктора агитпропа было обычное: зеленая гимнастерка, зеленые глаза. Прибавились лишь крохотные изумрудные камушки в ушах — их подарил Степан в день рождения своей невесты.

Сочетание разных оттенков зеленого было сногсшибательным. И в таком «виде» товарищ Алмазова посмела прийти на расширенное заседание партийного бюро, вызвав тем самым среди присутствующих смятение, переполох. Оргвыводы не вдруг последовали. Но вокруг «белой вороны» возникла угнетающая атмосфера неприятия. Хитро стали ее выживать из круга себе подобных…

Я в ту пору уже работал, а жил неподалеку, в Молдавии Однажды в полночь получил телеграмму: «Встречай. Тая».

Попытка пристроить беглянку в «солнечной республике» потерпела фиаско. Причем ведь записи в трудовой книжке были не подлые, достаточно пристойные. Но у кадровиков свой нюх, к тому ж они владеют свойством читать между строк.

— Поеду-ка я к своим, на родину, — борясь со слезами, сказала Таисия Алексеевна! Дух переведя, добавила: — Да и сам тоже на чужбине-то долго не задерживайся.

Ведь как в воду глядела!

Билет был взят до Сухиничей, откуда наша Та была мобилизована в действующую армию. Попутчики-фронтовики склонили «беженку» на всякий случай сделать остановку в Кромах. Так с компанией и сошла с поезда. Да и осталась в этом городке навсегда. Весь срок, вплоть до выхода на пенсию, трудилась в кабинете политического просвещения. Причем без утайки, критически оценивала стиль и методы работы местных партийных аппаратчиков, как и политику КПСС в целом. Однако все-все сходило фронтовичке с рук. Ибо уважали.

Но вот же как в жизни-то бывает… После развала СССР, когда все, кому только было не лень, почем зря поносили коммунистов, наша воительница осталась верна идеям социализма, марксизма. За что многие вдвойне уважали. Причем не только единомышленники, но и инакомыслящие. Яркие, берущие за душу речи Алмазовой на городских митингах многие граждане Кром по сей день помнят.

…Два года назад Таисия Алексеевна тихо скончалась в своей постели, о чем соседям и миру поведала ее верная дворняжка по имени Авва.

Славную воительницу похоронили по-христиански, с воинскими почестями.

Все-все нажитое имущество (по сути, жалкий скарб), а также тесную комнатенку в коммунальной квартире Алмазова завещала остро нуждающимся. Боевые награды принял на сохранение местный краеведческий музей.

Которое лето собираюсь в Кромы —

Все нет и нет пути.Прости меня, Та, великодушно,И еще раз, если можешь, прости.

ВОДЯТСЯ ЛИ РЫЖИКИ ПОД БОСТОНОМ?

Уже и со счета сбился… Случилось то в четвертое или, пожалуй, в пятое перестроечное лето. Дружок мой закадычный, ничего не сказав, тихо сбежал из Молдовы на чужбину. Теперь за океаном, устроился в Бостоне.

Недавно меж нами наладилась связь. Перезваниваемся. Большей частью по инициативе Михаила. Говорим о том о сем, о пятом-десятом. По сути-то, воду в ступе толчем, а все равно душу греет.

Недавно среди ночи поднял меня требовательный телефонный звонок. Слышу явственно Мишин голос:

— Ну здравствуй, это я.

Минут двадцать разговаривали. В какой-то момент в трубке возникла напряженная пауза. После чего просьба:

— Слушай-ка, а напиши мне письмецо. Да подлиннее… О чем? Да обо всем. Просто в порядке бреда.

Я воспринял просьбу как приказ… Вот какое послание отправил другу в Бостон: