Вид с больничной койки

Послесловие. В жизни порой случаются чудесные совпадения. В том же селе Иловке обитает доморощенный поэт-лирик Рыжих Иван Петрович. Вся его жизнь связана с крестьянским трудом. Между делом еще и стихи сочиняет — нежные, трепетные, берущие за душу. С тезкой своим Дворяцких были они смолоду дружки — водой не разольешь.

Недавно и от И. П. Рыжих получил я весточку. В конверте оказалось еще и стихотворение — с посвящением Н. А. Я сразу ж догадался, в связи с чем было оно написано. По сути то было как бы продолжение письма Нины Андреевны ко мне. Да вот судите сами:

Пахнет лесом свежий крест,Он тяжел, из дуба.И расходится оркестр,Вытирая губы.Через час, а может, два,

В неметеной хатеМузыкантов ждет вдова,Вся белее ваты.Проводив всех со двора,Всех угрюмо-пьяных,Обойдет свой дом вдоваИ закроет ставни.Упадет под образа —

Только стон и всхлипы…Вы глядели ей в глаза?Лучше не смотрите…

И то еще не все.

Недавно в домашнем своем архиве обнаружил я старое фото. Сделано в Иловке… Как сейчас помню, выдался ослепительный солнечный день. Были шумные проводы русской зимы. Село гуляло… Местный репортер поймал нас с И. Д. Дворяцких в объектив. Вышел неплохой снимок. Главное — фотограф уловил «странную улыбку» Ивана Дмитриевича.

Купил я для пожелтевшей карточки новую рамку и повесил на видном месте. Эх, неплохо бы увеличить.

ВОИТЕЛЬНИЦА

Из пяти моих тетушек Таисия Алексеевна была младшей… Всего-то на семь лет старше своего племянника. Что наложило особую печать на наши личные отношения.

До неких пор я воспринимал ее как старшую сестру. Сперва называл просто Та, потом Тайкой. Долго, с перерывами жила она в нашей семье и была поначалу, скажем так, нянечкой, затем настоящей подружкой, временами исполняя сложную роль бонны-наставницы. Таким образом передала своему подопечному не только собственное видение окружающего мира, а и девчоночьи прихоти, привычки, забавы.

Теперь готов признаться, лет до четырех-пяти мы играли в куклы; причем сами же делали их из тряпья, ваты; рожицы размалевывали цветными карандашами, губной помадой. Родители относились к этому снисходительно, хотя порой я слышал за спиной легкое подшучивание. «Кукловодству» положил конец дядя Порфирий. Его, кадрового военного, до глубины души возмутила непродуманная «политика» моей наставницы, в результате чего Красная Армия рисковала недосчитаться в своих рядах одного бойца.

Тайка изменила тактику. Свои игры перенесли мы на лоно природы: в ближнюю рощу, на поляны и луг. Здесь мне открылось столько чудесного, прекрасного, замечательного, что голова кругом пошла. Но и тут моя бонна продолжала воспитательную «политику». Незаметно, исподволь учила находить в обыденном нечто обаятельное.

Долго не мог я согласиться с тем, что невзрачная на вид незабудочка ни в чем не уступает колокольчику, временами даже превосходит.

— Да, своим видом она не поражает воображение, — размышляла Тайка. — Но если хорошенько-хорошенько приглядеться да рассмотреть по частям… Глянь-ка, как ловко устроен венчик: вокруг много голубого, а совсем рядом желтенькие тычиночки. Желтое и голубое — это же идеальное сочетание. Какая крохотуля, а бросается в глаза едва ль не за сто шагов.

Немного погодя, прибавила с придыханием:

— Символ России, цветок нашей Родины.

Мне же нравились розы… Всякие: белые, лиловые, пурпурные. Не мог спокойно пройти, не притормозив, мимо георгинов, а также садовых ромашек.

Однажды без подсказки — самостоятельно! — почувствовал прелесть цветущего подорожника. Тайка шумно похвалила мой выбор. Ошалев от комплимента, долго лазил я по росной траве. Явился с тяжелым оберемком длинных прутов. «Букет» выглядел странным, убогим, ненатуральным, хотя на своем месте — на земле — каждое растение смотрелось будто сказочное произведение искусства.

— Хорошего, дружок, не должно быть слишком много.

Мне это глубоко на всю жизнь в башку втемяшилось. Кстати сказать, тетя обучила меня, сорванца и неслуха, азбуке, приохотила к чтению. Научила плетению венков из одуванчиков. Помогла одолеть водобоязнь, научила плавать.

…На третий или четвертый день войны Тайка явилась домой в военном обмундировании, перетянутая ремнями портупеи, с кожаной планшеткой через плечо. Я онемел от восхищения. Вытянувшись в струнку, отдал честь. И тут же получил практический урок, на всю жизнь:

— Без головного убора, товарищ, честь не отдают.