Видео Иисус

– И что? Что вы хотите сделать? Западная стена – это святыня, к тому же усиленно охраняемая. Даже если бы вы в точности знали, в каком именно блоке спрятана камера, вам бы не удалось извлечь её оттуда.

* * *

– Что она хотела этим сказать? – спросил Стивен, когда они ехали по городу в направлении, указанном Иешуа.

– Отец живёт в Меа-Шеариме, – объяснил Иешуа, и это прозвучало так, будто ему неудобно было в этом признаться. – Это квартал ортодоксальных иудеев.

Они ехали по сквозной магистрали в северо-западном направлении, пока Иешуа не дал ему сигнал присматривать место для парковки. Потом они немного прошли пешком вдоль главной улицы и свернули в боковой переулок.

Стивен не поверил своим глазам. Если бы он не знал, что они в Иерусалиме, посреди иудейского государства, он был решил, что угодил в гетто. Когда-то государства-угнетатели загоняли в такие гетто, в нечеловеческие условия жизни, ненавистные им меньшинства. Они шагали по мрачным узеньким улочкам, бестолково изгибающимся переулкам, наполненным тяжёлым запахом тушёной капусты и людьми – мужчинами, одетыми во всё чёрное, с колышущимися бородами, и женщинами, которые, невзирая на полуденный зной, были так тщательно закутаны в поношенное тряпьё, как будто вот-вот разразится лютая русская зима. Так, должно быть, выглядели гетто в Восточной Европе девятнадцатого века, но ведь сейчас это был не музей, не сценическая декорация давнего угнетения, а внушающая ужас действительность.

На глаза им то и дело попадались большие ржавые щиты, с которых по-английски и по-еврейски изрыгались суровые предупреждения типа «Иудейская дочь! Тора обязывает тебя одеваться скромно» или «Мы не потерпим аморально одетых прохожих». На них посматривали осуждающими, враждебными взглядами.

Иешуа вёл Стивена по какому-то удручающему лабиринту слепых домов с узкими входами и тесными двориками. Некоторые переулки были покрыты гофрированной жестью, проржавевшей от времени, и было боязно, что она того и гляди сорвётся тебе на голову. Со многих дверей и железных оконных ставень облупилась старая краска.

На глаза Стивену попадалось множество ребятишек. Они немыми пугливыми гроздьями повисали на материнских подолах, когда мимо них проходили двое чуждых пришельцев, и потом смотрели им вслед бездонными меланхолическими глазами. Их матери, часто нося в себе новый приплод, жалко плелись, нагруженные покупками или бельём, которое они вывешивали сушиться на верёвках, вкривь и вкось натянутых прямо через улицы. Старшие мальчики были в коротких чёрных штанишках и длинных чулках, они не бегали и не играли, а только стояли – малокровные, похожие на маленьких измождённых старичков. Шум детских голосов время от времени доносился из-за мрачных окон, но Иешуа вполголоса объяснил, что это хедеры – школы по изучению Торы, и то были голоса не играющих, а хором бубнящих священные тексты детей.

Согбенные старики тащились, влача сетку с двумя апельсинами или буханку хлеба в руке, с клочковатыми седыми бородами и в толстых чёрных пальто, источающих неописуемую вонь: правила приличествующей одежды, видимо, совсем не требовали эту одежду хоть изредка стирать.

Но по-настоящему ужаснул Стивена облик молодых мужчин, которые попадались им навстречу: они излучали пугающую исступлённость и беспощадность. Поначалу он списал это на счёт их причудливого одеяния – чёрных длинных кафтанов и широкополых шляп, из-под которых свисали длинные пейсы. Но многие носили и нормальные чёрные костюмы, правда, с пуловером под пиджаком и в неизменной шляпе на голове, а лицам предоставляли свободно зарастать дикой растительностью – и всё равно их глаза за толстыми стёклами очков поблёскивали точно так же неумолимо. Те, что пока не могли укрыться за библейской бородой, обнаруживали недовольное, страдальческое выражение лица, и казалось, что кровь под их восковой кожей течёт медленнее и что она холоднее, чем предусмотрено природой. На этих улицах все словно сговорились стать карикатурами на самих себя, к тому же они старались обустроить свою жизнь так, чтобы никто не посмел упрекнуть их в том, что они этой жизнью наслаждаются.

– А ты уверен, что твой отец дома? – спросил Стивен, невольно приглушая голос.

Иешуа кивнул:

– Он никогда никуда не ходит.

Они дошли до сравнительно пустой площади, которая когда-то была вымощена белым камнем, но теперь щербины во многих местах были залатаны неприглядным бетоном. Бельевые верёвки были натянуты и здесь, и вид целого ряда цветастых трусов, несомненно женских, показался Стивену в атмосфере пуританской морали Меа-Шеарима прямо-таки фривольным.