Вихри эпох

В обзоре небольшого иллюминатора, расположенного прямо над командным пультом управления «Эола», появилась бесконечная ледяная равнина.

– А помнишь, как мы высаживались на Каллисто? – пробормотал Круглов.

– Помню, – коротко ответил штурман, не отрываясь от монитора главного бортового компьютера. – Так, приготовились!

Двигатели «Эола» взревели, и оба космонавта почувствовали перегрузку от резкого торможения. Космический аппарат завис над самой ледяной кромкой, после чего мягко коснулся поверхности планеты.

Раздался громкий хруст, и растопыренные лапы-стабилизаторы соскользнули вбок, утонув в пыльной поверхности Гадеса, из-за чего аппарат немного накренился. Почти сразу же включилась гидравлическая система, выравнивая «Эол»; все двигатели космического аппарата заглохли, и, не считая мерного шума кулеров бортового компьютера, в космическом корабле наступила абсолютная тишина.

Откашлявшись, Сотников отстегнулся от кресла и выпрямился.

– Через три минуты на связь выйдет Терещенко, – сверился он с часами. – Давай, проводим стандартную процедуру. Не первый раз уже высаживаемся.

– Ты знаешь, Глеб, – раскорячившись, начал медленно вылезать из своего ложемента Круглов, – я готовился ко всяким гадостям, а ведь эта посадка, пожалуй, была самая приятная из всех, которые я помню.

– Ну, последний раз на Рею садились тоже вроде без особых приключений, – заметил Сотников, проверяя уровень давления в посадочных баках. – Так, а вот горючее практически всё ушло… Сейчас выкачаем остатки и дозаправим ими нашу подъёмную ступень. Образцов на борт придётся брать самый минимум: не более десятка килограмм, чтобы не возникло проблем с выходом на орбиту.

Космонавты поочерёдно проверили все рабочие узлы корабля, работоспособность жизнеобеспечивающей системы; провели полную проверку герметичности корпуса «Эола», небольшого шлюза и каждого из скафандров в отдельности, после чего записали подробный отчёт и направили его на «Громовержец».

– … Вижу вас через бортовой перископ. Красиво сели, – прокомментировал с орбиты Терещенко. – Сейчас завершу полномасштабную съёмку и отправлю вам композиционную трёхмерную карту. Когда планируете первый выход?

– Через час, примерно, – ответил Круглов. – Пока что ждём ответа с Земли. Заодно и твою карту подождём, чтобы не идти вслепую.

Первый выход по плану должен был занять не больше пяти минут. В первую очередь, специалисты Агентства переживали за то, как скафандры смогут выдержать чрезвычайно низкие температуры Гадеса – до сих пор космонавтам ещё не доводилось высаживаться на такие холодные планеты. Хотя линейка скафандров «Кондор», которыми комплектовались все «Эолы», являлась нестандартной – её создавали специально для проведения межпланетных исследований – никто не знал, как будут функционировать их системы при температуре, близкой к абсолютному нулю.

Большая часть планетологов всё же сошлась на том, что на момент высадки на Гадес экваториальная температура на планете должна подняться примерно к двумстам сорока градусам по Цельсию ниже нуля – то есть, будет как раз на гране допустимой для «Кондора». Но, во избежание лишнего риска, космонавтам строго-настрого было запрещено отходить от «Эола» больше, чем на десять метров, и покидать друг друга из поля видимости.

Спустя примерно полтора часа Сотников, а за ним и Круглов покинули «Эол» через внешний люк, спустившись на поверхность Гадеса по миниатюрной лестнице. Гравитация на планете была почти в десять раз ниже земной, но после месяца пребывания в невесомости обоим космонавтам всё равно было непросто привыкнуть к ощущению собственного веса.

Игорь с Глебом встали рядом с посадочным модулем и огляделись по сторонам. Вокруг, на сколько хватало обзора, простиралась безжизненная тёмная пустыня; не было видно ни крупных камней, ни холмов. Отсутствовали даже кратеры – поскольку Гадес странствовал в межзвёздном, а не межпланетном пространстве, вероятность столкновения с мало-мальски крупными планетоидами ему не грозила. Составляя подробную карту поверхности, астрономы Агентства смогли выделить не больше десятка кратеров примерно километрового диаметра; каких-либо более крупных образований на поверхности Гадеса не имелось.

– «Орфей», ты на связи? – спросил Сотников в микрофон. Терещенко почти сразу отозвался:

– Пролетаю над светлой стороной. Как вы? Что скафандры?

– Показатели стабильные, – ответил пилот «Эола». – Температура – минус двести тридцать два на солнце…

Сотников почувствовал, как через многослойную ткань «Кондора», несмотря на работавшие в полную силу электрообогревательные элементы, пробирается смертельный космический холод.

– Пока нормально, – ответил он. – Но надо следить за уровнем заряда батарей, иначе тут не продержишься и минуты. Под ногами какая-то пыль или крошка… – Глеб несколько раз топнул ногой по поверхности планеты и слегка подпрыгнул.

– Внешне напоминает вулканические породы, – вставил Круглов. – Вперемешку со льдом и космической пылью. Я возьму образцы…