– Сигнал пойдёт через «Громовержец», потому что прямую связь с Терещенко и ребятами поддерживает именно Регимов. Ну… я думаю, к вечеру мы уже будем иметь полную картину произошедшего. Предварительно жду всех к шести в конференц-зале – попробуем вместе разобраться, что там происходит на Гадесе.
Вернее, под ним…
Данные с «Громовержца» поступали постоянно, однако ничего нового они в себе не несли. Планетологи, геологи, астрофизики и прочие специалисты Агентства бились над вопросом о странной радиации на Гадесе уже вторые сутки, но ни к какому однозначному выводу прийти не смогли.
– Вопрос, по сути, сводится к следующему, – устало сказал Узляков, отставив в сторону стопку распечатанных файлов с разнообразными сведениями по геологии Гадеса. – Какие процессы под корой планеты в принципе могут привести к таким последствиям?
Пудов мрачно развёл руками.
– Сегодняшний мозговой штурм явно показал, что мы что-то упускаем из виду. Может быть, ядро у Гадеса сделано из более тяжёлых металлов, чем мы предполагали, и при смещении внутренних пластов происходят какие-то ядерные процессы?..
– Это всё же планета, а не звезда, – помотал головой Узляков. – Откуда ядерные процессы?
– Ну так значит, мы просто не так хорошо разбираемся в экзопланетологии, как нам казалось, – хмуро отрезал руководитель межпланетных полётов.
Была предложена новая, «ядерная» модель структуры Гадеса – однако она не удовлетворяла ни планетологов, ни астрофизиков, в один голос утверждавших, что такая маленькая планетка просто по определению не может иметь в своём ядре температуру и давление, обеспечивающие возможность протекания ядерных реакций.
Кроме того, эта модель расходилась и с теми данными, которые продолжали поступать от высадившихся на Гадес космонавтов. С того момента, как Сотников с Кругловым высадились на эту планету, больше ни одной, даже самой незначительной вспышки радиоактивности больше не наблюдалось.
Покидали планету космонавты с тяжёлым чувством.
– Грустно осознавать, что больше никто и никогда на эту планету не высадится, – пробормотал Игорь Круглов, проверяя давление в баках с горючим и подготавливая «Эол» к взлёту.
«МИМ» оставался на поверхности планеты – и в течение ближайших лет он будет продолжать передавать данные о Гадесе на Землю.
– Согласен, – мрачно ответил Сотников и сверился с программой полёта. Слегка повернув голову в сторону товарища, пилот сказал:
– Давай, занимай своё кресло. Пора.
Оба космонавта уже были в скафандрах. Компьютер показал готовность корабля ко взлёту; программа полёта выполнялась тоже автоматически, и, если никаких накладок не возникнет, вмешательство Сотникова при подъёме и стыковке с «Орфеем» также не потребуется.
– Ну как вы? – раздался в микрофонах голос Терещенко.
– Соскучились, – ответил пилот «Эола». – Сейчас полетим к тебе.
– Давайте. Я выхожу на дневную сторону, программа ориентирует вас на взлёт через две минуты…
– Видим. Ладно, до встречи на орбите!
– До встречи!
Динамик умолк. Сотников откинул крышку ручного контроля и выдвинул вперёд два джойстика управления маршевыми двигателями. Затем он нажал кнопку расстыковки ступеней: теперь нижняя ступень «Эола», опустошённая во время посадки, была никак не связана со своей верхней частью. Израсходованной ступени, как и исследовательскому модулю, было суждено навсегда остаться на Гадесе, как напоминание о когда-то совершённой на него людьми высадке.
– Ждём, – негромко проговорил Сотников. Игорь молча кивнул, с грустью наблюдая в иллюминатор за поверхностью Гадеса.
Планета продолжала дымиться; едва заметными струйками газ просачивался сквозь пыль, превращая поверхность Гадеса в вязкое болото из метеоритной крошки и плавящегося метана, кислорода и углекислоты.
Уже через несколько недель Гадес достаточно удалится от Солнца, что газ прекратит парить. Затвердев, азот вновь выпадет на поверхность адской планеты ледяными хлопьями, и на Гадесе снова на долгие тысячелетия установится практически абсолютный ноль.
Двигатели «Эола» взревели, отрывая от поверхности удивительной планеты модуль с космонавтами. Крошечная капсула устремилась ввысь, навстречу «Орфею».
– Курс автоматически корректируется… – комментировал показания компьютера Сотников. – Четверть горючего уже отработали…
Первая космическая скорость Гадеса была совсем низкой: сказывалась незначительная масса планеты. Благодаря этому, даже небольшого запаса топлива «Эола» вполне хватало, чтобы чуть больше чем за минуту вывести модуль на низкую орбиту.
– Ещё несколько секунд… – произнёс Сотников. Тряска в кабине «Эола» вдруг резко прекратилась. Двигатели заглохли, а посадочный модуль, получив необходимое ускорение, продолжал по гиперболической траектории лететь вперёд, прочь от планеты.
– Я вас наблюдаю в фронтовой коллиматор, – раздался голос Терещенко. – Между нами что-то около километра. Как у вас с топливом?
– Сожгли подчистую, – отозвался Сотников. – Сейчас подрулю к тебе на маневровых.