Виктор Муравленко

Четвертым руководителем «Главтюменнефтегаза» (и третьим — после Виктора Ивановича Муравленко) был очень нестандартный человек — Роман Иванович Кузоваткин, которого величали так: «Самотлор Иванович» или еще проще — «Самотлорыч». Здесь как бы слились воедино название самого мощного и знаменитого месторождения на тюменской земле с именем одного из крупнейших и, в то же время, скромнейших и человечных организаторов нефтяной промышленности в Западной Сибири, достойного ученика и последователя Муравленко. Родом он из Ульяновской области, окончил Сызранский нефтяной техникум, а затем Московский институт нефтехимической и газовой промышленности. Начинал трудовой путь оператором на Яблоковском промысле в «Куйбышевнефти» (уже под эгидой Муравленко), был начальником Мухановского промысла. А в 1968 году Виктор Иванович позвал его в Тюмень.

Кузоваткин приехал в Нижневартовск, стал начальником НПУ «Мегион нефть», потом руководил НГДУ «Нижневартовскнефть». Но всё это лишь этапы служебной лестницы, а жизнь его гораздо многогранней, расцвечена яркими красками. Начиная с того, как у этого высокого семнадцатилетнего деревенского паренька, потерявшего на фронте отца, шла учеба в Сызрани. Тяжелейшие послевоенные годы, из одежды — отцовский китель, под ним лишь застиранная майка, на ногах — старые пимы с галошами. В общаге заваривали мерзлую картошку, только тем и спасались от голода. Карточный паек — 500 граммов хлеба в сутки.

Самое важное событие для студентов (да что там для студентов — для всех жителей страны!) — произошло 27 декабря 1947 года. В этот день отменили карточную систему: радость была неимоверная, теперь можно было, сэкономив деньги, купить хлеба, сколько хочешь, и есть его без всякой нормы. Настоящее счастье! Но вот что самое поразительное. При таких неимоверных трудностях и социальной бедности мысли и чувства у людей, особенно у молодежи, были чистыми и светлыми, цели — ясными, планы — грандиозными, а жизненная энергия буквально била ключом. Как фонтан нефти. Это и было, если говорить образно, главным месторождением страны — ее люди, молодежь, поколение победителей, их неукротимая энергетика, направленная на созидание. Где и как теперь отыскать подобное «месторождение», где бы на волю вырывалась не злая и себялюбивая сила, сгорающая в собственной ненависти и эгоизме, а фонтаны доброты и любви к своему Отечеству, людям? Какие подземные пласты надо поднять, чтобы вновь пробиться к человеческой всеобщей сердечности, бывшей объединительным знаменем того времени? Это вопрос первой важности. Если его не решить, процесс разрушения души народа станет необратимым.

Кузоваткин начинал с низовых «нефтяных звеньев», и везде у него складывались самые добрые отношения с людьми, поскольку он умел работать, стремился познать больше, был инициативен и отличался хорошим юмором. Позже признавался: «Родители приучили меня к труду с малолетства. Я очень люблю работать, причем добросовестно, хорошо и много. И, верите, я никогда не стремился сознательно занять должностную ступеньку повыше. Как-то само собой все получалось». Да, получалось, но по справедливости. В пятидесятые годы шли коренные изменения в технологии и технике разработки нефтяных месторождений, и на промыслах он стремился использовать новое отечественное оборудование для эксплуатации скважин. К тридцати шести годам он стал заведовать крупнейшим Мухановским нефтепромыслом, чему способствовал Виктор Иванович Муравленко, давно приметивший молодого и умелого руководителя. Оба они придерживались изречения гениального тобольчанина Д. И. Менделеева: «Без светоча науки и с нефтью будут потемки». Поэтому вполне естественно, что Кузоваткин оказался вместе с Муравленко и в Западной Сибири (правда, на три года позже).

Будем придерживаться истины: первоначально Сургут Роману Ивановичу резко не понравился — погода минус 41 градус, сбивающий с ног ветер, свинцовые тучи над головой, резкий контраст с «насиженным» Куйбышевом. В голове одна мысль: не бежать ли обратно? Позже в кабинете заместителя Муравленко по геологии Фаина он увидел лежащую на столе карту Самотлорского месторождения. И сразу для себя решил, что поедет только сюда, — настолько было потрясено его воображение. Еще не видя Самотлор воочию, он уже полюбил его, словно «Златая Айни» приворожила его из глубин озера. Он еще не знал, что и Муравленко решил отправить его именно на Самотлор, — приказ был уже заготовлен. Желания обоих совпали без предварительной договоренности.