Виктория

— Жалоба, отец Мурада, она против трупа, которого ни один судья не сможет посадить в тюрьму. Полицейские произведут обыск в доме и проверят его книги, в которых он вел двойную бухгалтерию. Я не знаю, сколько он после себя оставил. — И, уставясь обвиняющим взглядом на тетку, не сказал больше ни слова.

— Да будет проклято твое имя, ненавистник евреев! — крикнула с тяжким придыханием Хана. — Абдалла, ты его слышишь?

Урод долго-долго глядел на гроб, так что по толпе уже побежал нетерпеливый шумок. Даже Хана, выкрикнувшая этот пустой вопрос, даже она испугалась. Как все люди ее поколения, она верила в то, что у вещей есть призраки, что под покровом земли беснуются черти, что по ночам покойники открывают могилы и вылезают наружу, чтобы творить зло или оплакивать себя. Нуна Нуну пришла в ужас: а что, если покойник и впрямь восстанет из мертвых? Ведь тогда ей придется отдаться мужчине, который был трупом, прошедшим очищение по всем правилам традиции и веры, и уже был закутан в саван.

Маатук вовсе не боялся предстать в свой час перед Творцом, и его не страшила встреча с отцом, раскатистый хохот которого умолк навсегда. Он подошел к гробу и сильно по нему постучал. Джамила, специалистка по части колдовства, крикнула:

— Беременным выйти вон!

Но ноги как прилипли к земле, и ни одна женщина не двинулась с места, хотя стук раздался будто изнутри. И будто бы его горб и заставил Маатука встать перед гробом на колени. Он хрипло сказал:

— Выслушай меня, Нуна. Он сейчас отвечает на вопросы Всевышнего, а потому он обязан говорить только правду. Ты хочешь, чтобы его услышали здесь, дорогая моя сестра? Все как есть. Все. Почти что.

Люди вокруг стояли, точно заколдованные. Те, что поизощреннее, чувствовали себя зрителями потрясающего представления. Простодушные видели перед собой суд справедливости. Но и те и другие испытали в этот момент уважение к уроду. И тем и другим представилось, что он говорит дело. Виктории показалось, что даже отец забылся и кивнул головой. У тетки Ханы аж белая пена на губах заклубилась.

— Да не слушайте вы его, он прокаженный!

Нуна ее будто и не заметила.

— Книги в подвале, — прошептала она, — под дровами для очага. Менаше Каркукли — он ведет бухгалтерию, и он сделает все, что ты ему скажешь.

— Ага! — сказал Маатук и поднялся на ноги. — Нашему шалуну-папочке требовались услуги разных жуликов. Нуна, сестра, с сегодняшнего дня нам не нужен ни Менаше Каркукли, ни тетя Хана. Положись на меня. Все будет поделено поровну. — И шестью пальцами левой руки он махнул служителям погребального братства, чтобы приступали к похоронам, и сам первым пошел за гробом.

Кантор выводил рулады библейских песнопений. И Джамила снова принялась готовить сцену для оплакивания. Тесный клубок людей развязался и вился теперь по извилинам переулка. У Виктории в глазах стояли слезы. Вновь и вновь просила она прощения у покойника, но радость в сердце все не унималась. Поневоле повторяла про себя: «По заслугам ему, по заслугам!» И сама не знала, относится ли это к усопшему, которого так опозорили, или же к уроду, ставшему богачом.

Нисан потянул отца за рукав:

— Папа, тетя Азиза сказала, что не пойдет на кладбище. Дядя Йегуда…

— Что случилось?

— Это как… Он сильно храпит, и тетя Азиза…

Гигант взглянул на кругленького косноязычного парнишку. Ему вспомнился Рафаэль, когда тот был в его возрасте. Эзра, вон, приобретает образование и мудрость у французиков в Бейруте. А Мурад, его сын, стоит там в сторонке, и его тень на земле, как мутная лужа. И по ней движется похоронная шеренга. Виктория с Клемантиной на руках вернулась в дом, следом за отцом и братьями. Мудрый Джури Читиат уже стоял перед лежанкой, и рука его покоилась на лбу больного, а губы шептали без передышки, и глаза были закрыты, и по его лицу было видно, что он и сам не уверен в результатах своих молитв.